Преступление победителя (ЛП)

Что-то заставило Арина повернуть назад. Рука какого-то бога? Он не знал. Но ноги понесли его обратно, не дав опомниться. Его тело ожило, наполнилось стремлением.

В голове Арина звенела загадка, но он ускорил шаг. Почему он испытывал такую потребность вернуться?

В дворцовой служанке, в одиночестве стоявшей на берегу канала, ничего таинственного не было. Что еще он должен в ней увидеть?

Но...

«Скорее», — твердили его ноги.

«Скорее», — торопило сердце.

Однако служанка уже ушла.

* * *

Арин стал искать ее. Там, где канал вливался в реку, а над ней в темноте изгибался мост, он вспомнил обувь служанки: это были черные дуэльные сапоги. Зачем служанке носить обувь, которая являлась частью церемониального костюма для валорианской дуэли?

Только если у нее не оказалось ничего более практичного. Перед мысленным взглядом Арина предстала очень необычная картина: безликая служанка копается в горах нарядных туфель в поисках удобной пары.

Почему ему такое представилось?

С ее кинжалом тоже было что-то не так. Служанки носили оружие, как и все валорианцы, но не оборачивали рукояти тканью. Рука могла соскользнуть. Арин не мог понять, зачем кому-то скрывать рукоять подобным образом... разве что ее вовсе не стоило показывать.

Теперь он бежал. Пот опалил порез у него на лице.

Хотя Арин и не видел рук служанки, они представали в его воображении такими, какими он их помнил.

Он видел бледные тонкие пальцы. Вспоминал, как они тянулись к его собственным. Почувствовал, как они скользнули под его рубашку и коснулись кожи. Увидел, как они выбивали музыку из-под черных и белых клавиш, вызывали целую бурю, а затем замедляли мелодию, успокаивали ее и превращали в сон.

Когда Арин наконец увидел в темноте руку девушки, лежавшую на перилах у моста, ему показалось, что это призрак из его воображения. Пальцы служанки плясали по перилам. Они играли неслышную песню.

Он узнал эту привычку.

Узнал руку.

Арин замедлил шаг. Девушка была погружена в мысли. Она не услышала, как он подошел, а если и услышала, то не обратила внимания. Она была поглощена рекой. Музыкой в ее голове. Она неотрывно смотрела во мрак.

Арин тихо приблизился, произнес ее имя и прикоснулся к холодной ладони. Он не хотел напугать ее.

Сначала он подумал, что ему это удалось. Арин почувствовал спокойствие внутри нее, перед тем как она повернулась к нему. Он почувствовал, что она узнала его. Но когда Кестрел наконец подняла на него взгляд, она отпрянула, будто не знала его. Она выхватила ладонь из его руки и взмахнула ею, будто хотела защититься от него. Загородить его от своих глаз.

Значит, он все-таки ее напугал. На ее губах замер вскрик. В глазах — ужас.

Перед ней стоял монстр. Теперь Арин вспомнил.

Он был этим монстром.

Глава 19

Кестрел увидела, как Арин резко отпрянул от ее руки, когда она хотела прикоснуться к нему. Ее ладонь будто опалило пламенем.

Она почувствовала на себе тот нож, который изуродовал его. Клинок вонзился в нее. Ударил по чему-то жизненно важному, и Кестрел внутренне съежилась. От шока она потеряла дар речи. Боль выдавила весь воздух из ее горла.

Арин прикоснулся пальцами к двум швам, которые длинным, прерванным у глаза рубцом протянулись по левой стороне его лица.

— Что с тобой произошло? — прошептала Кестрел.

Он прикрыл рану, но Кестрел успела заметить длину пореза. Мертвенно-бледную кожу, натянутую черными стежками. То, как шрам изменил его лицо. То, как Арин скрывал его.

— Арин, скажи мне.

Он молчал.

— Пожалуйста, — попросила она.

Арин наклонился, и Кестрел поняла его намерение только тогда, когда он вытащил из сапога кинжал.

Ее кинжал. Ее любимый кинжал, идеальный по весу и с ее гербом, вырезанным в рубине рукояти. Ее кинжал, который несколько недель назад забрал у нее император.

— Это, — сказал Арин и протянул клинок Кестрел.

«Я сожалею», — сказала она императору.

«Нет, не сожалеешь. Но будешь».

Кестрел уронила кинжал на землю.

Арин поднял его.

— Будь осторожна. Ты испортишь лезвие. Я недавно узнал, что оно очень острое. И я показал, насколько острое, дворцовому стражнику, у которого отобрал его. А я-то думал, валорианцам хватило бы мужества не нанимать кого-то постороннего, чтобы напасть на меня в темном углу.

— Арин, это была не я.

— Я и не говорил, что ты, — ответил он, но его голос был грубым и злым.

— Я бы никогда не стала.

Должно быть, Арин почувствовал, что она готова разрыдаться: кинжал, который он держал в руках, помутнел перед ее глазами. Арин заговорил более спокойно:

— Я не думаю, что это была ты.

— Почему? — Ее голос надломился и сорвался. — Я могла все устроить. Это мой кинжал. На нем мой герб. Почему ты веришь тому, что я говорю? Почему ты вообще мне веришь?

Он подошел к перилам и наклонился над ними, скрестив предплечья и свесив кинжал над рекой. Кестрел видела его профиль. Наконец он сказал:

— Я доверяю тебе.

— Не стоит.

— Я знаю, — пробормотал он.

Кестрел услышала в его голосе напряженность, и он понял это, судя по тому, как его глаза дернулись в ее сторону. Он встал в позу, выражающую намеренное безразличие.