Нет. Кестрель знала только, что он записался в армию. Отряды разведки считались элитой войска. Их отправляли на самые опасные задания. Страх сверкающим осколком вонзился в сердце Кестрель.
— Ронан сам принял решение, — ответила она наконец. — Никто не заставлял его идти в армию.
— Никто? — повторила Джесс хриплым от ярости голосом.
— Я уговаривала его, как могла, — сказала Кестрель. — Умоляла этого не делать.
— Какая разница? Ронан все знал. Я готова поспорить на что угодно. Ему известно то же, что и мне. Мерзкий раб отнял тебя у нас. Мой подарок тебе блестел на его одежде. Позолота с твоего лба осталась на его губах. Все вышло так, как ты хотела. Ведь только этого ты и добивалась, даже тогда, когда я лежала полумертвая на полу в губернаторском особняке. И даже раньше — когда я выбирала тебе платье, когда просила стать моей сестрой. А ты хотела только раба.
Кестрель потупила взгляд и уставилась на подушку с юной охотницей.
— Скажи, что это не так, — бросила Джесс.
Если потянуть за ниточку, вышитое лицо валорианской воительницы исчезнет, а за ней сотрется и весь силуэт.
— Скажи!
— Не могу, — печально отозвалась дочь генерала.
— Тогда уходи.
Но Кестрель была не в состоянии пошевелиться.
— Уходи. Я больше не хочу тебя видеть.
Кестрель села за фортепиано в холодной и пустой музыкальной комнате. Перед ней раскинулся безупречный ряд ровных клавиш.
Джесс все знает.
Кестрель взяла аккорд одной рукой, изо всех сил надавив пальцами на клавиши. И вот опять это странное, неприятное эхо: ей все время казалось, будто музыка возвращается послушать саму себя. Кестрель сняла руку с клавиатуры. Ее тело словно заледенело, суставы утратили подвижность. Раньше Кестрель могла просто отрешиться от всего и не обращать внимания на эхо. Прежде она с головой уходила в музыку. Но сейчас ее охватило совершенно незнакомое чувство — играть совсем не хотелось.
Она встала из-за фортепиано и окинула комнату взглядом. Как же улучшить акустику? Повесить гобелены? Кестрель решила сосредоточиться пока на этой задаче. Что угодно, лишь бы не думать о Джесс, которая совсем ее не понимает.
Кестрель осматривала полки, размышляя, можно ли поставить побольше книг, и вдруг заметила одну деталь. У одной из верхних полок, встроенных в стену, вместо деревянного задника была расписанная ширма с реалистичными древесными узорами.
Кестрель подошла ближе, поднялась на цыпочки, отодвинула стоявший на полке барометр и постучала по ширме. Раздалось эхо — за стеной находилось помещение. Из-за разрисованной ширмы кто-то мог следить за тем, что Кестрель делает, слушать ее игру, все ее разговоры здесь. В бывшей комнате Верекса, которую император отдал ей. Правитель Валории определенно любил такие игры.
Кестрель начала судорожно перебирать в памяти все, что делала в музыкальной комнате. Не совершила ли она ошибку? Не проболталась ли о чем-нибудь важном? Нет, кажется, нет. Ничего предосудительного. Ничего странного. Ничего похожего на государственную измену.
Кестрель отошла от ширмы. Кто знает, нет ли там кого-нибудь прямо сейчас. Она осмотрела коридор, пытаясь найти вход в потайное помещение. Кестрель шарила руками по резным панелям, пока сердцевина одного деревянного цветка не отозвалась на прикосновение. Панель отодвинулась.
В тайной комнате никого не обнаружилось. Здесь было темно, тесно и холодно. Из-за ширмы хорошо просматривалось фортепиано и большая часть комнаты, но не дверь. Кестрель уставилась на место, где только что сидела. Потом осмотрелась. В закутке явно прибирали, вытирали пыль, но запах здесь стоял сырой и затхлый. Как в тюрьме.
34
Кестрель старалась не оставлять отца одного. Он уже хорошо ходил, но все еще быстро уставал, поэтому она часто приходила в его покои и развлекала игрой в «Пограничье». Другие придворные предпочитали проводить время на улице, под голубым небом, прикрывшись зонтиками от солнца. «Когда в последний раз была такая чудесная весна?» — восклицали они наперебой. Свадьба в первый день лета обещала быть великолепной.
Обычно, играя в «Пограничье», Кестрель с отцом молча передвигали фигурки. Но однажды, через несколько дней после встречи с Джесс, генерал сделал весьма неосторожный ход пехотой, и Кестрель нарушила тишину:
— Зачем ты подставляешь солдат?
Он приподнял брови:
— Ты что, критикуешь мою стратегию?
— Можно было использовать пушки.
Уголки его губ дернулись вверх.
— Я что, сорвал какой-то твой план?
— Я же могу смести твои первые ряды. Прямо сейчас.
— Так вперед.
Кестрель начала злиться и упрямо не желала делать ход.
— Ты хочешь с мной поспорить? — спросил отец.
— Нет.
— И о чем спор?