Преступление Кинэта

— Послушайте… Пойдемте скорей. Нельзя же ее заставлять ждать до бесконечности у остановки трамвая.

Легедри входит, наконец в изогнутую галлерею. Он беспрерывно осматривает стены при свете фонаря.

Он повторяет:

— Никогда не согласится она прийти сюда. Никогда. Вы ее не знаете. Странные у вас бывают идеи!.. Нет, никогда.

— Ну, хорошо. Она подождет снаружи, у входа в каменоломню. Там-то уж ей наверное не будет страшно. Я приду за вами.

— Тогда не стоит идти дальше.

— Нет, стоит. Еще немножко. Я не думал, что вы такой трус.

Кинэт нащупывает карман, опускает в него руку.

— К черту! — восклицает Легедри. — Я дальше не иду.

Он останавливается, немного расставив ноги, сгорбившись. Он все еще наводит фонарь в глубину подземелья. Но стеклышко фонаря неподвижно, как глаз испуганного животного.

Кинэт говорит, почти кричит ему:

— Что это такое?… Там, перед вами!.. Светите же!

Звуком собственного голоса и громким кашлем ему удается заглушить щелканье и звон металла.

Легедри отступает на полшага, но продолжает изо всех сил вглядываться в темноту. Он дрожит.

Держа револьвер в пяти сантиметрах от его шеи, Кинэт дважды спускает курок.

Через минуту, придя в себя, он чувствует себя оглушенным; кругом полная темнота и сильно пахнет порохом. Ему могло бы прийти в голову, что он у себя в постели, на улице Дайу, что все это лишь окончание страшного сна. Однако, он достает из одного из своих карманов второй электрический фонарь. Зажигает его.

Легедри лежит у ног Кинэта, лицом к земле, странно изогнув тело. Видна еще струйка дыма, сливающаяся с поднявшейся пылью. Другой электрический фонарь валяется на земле, довольно далеко от Легедри.

«Батарея может еще пригодиться. К тому же нельзя оставлять никаких улик».

Кинэт поднимает фонарь.

Потом направляется в глубину подземелья, находит впадину в скалистой стене, засовывает в нее руку, разгребает пыль, вытаскивает бутылку с зеленоватой жидкостью и большую коричневую губку.

Он возвращается к трупу и несколько мгновений смотрит на него. Хотя он малоопытен в этом отношении, смерть кажется ему бесспорной. Он отодвигает немного тело, не без труда переворачивает его так, чтобы затылок лежал вплотную к земле. Потом пробует положить губку прямо на лицо. Но губка обнаруживает склонность соскальзывать то на одну сторону, то на другую. Он вынужден взять перочинный нож и вырезать в ней углубление, приблизительно соответствующее носу, подбородку и щекам.

Убедившись, что губка держится, он открывает бутылку и осторожно льет жидкость на губку. Только теперь он думает о том, что прохожие или случайные обитатели другой галереи могли слышать выстрелы. Но он думает об этом хладнокровно. Рука его почти не дрожит и льет не спеша зеленую жидкость на большую губку, по-видимому, меняющую свой цвет; все наружные поры ее съеживаются, коробятся, дают трещины, как будто кислота, которой она пропитана, уже начинает съедать ее.

СВОДКА