– А! Ричард, как вы нетерпеливы! Вы ходите тут с видом голодного льва, ожидающего обеда; а ведь я опоздала немного с «Обозрением». Мне очень досадно, что я вынуждена назвать эту книгу чрезвычайно скучной: я не могла прочесть больше шести страниц… Можно ли войти к вам?
– Да, если вам угодно! – ответил с легким трепетом молодой человек.
– Благодарю, – сказала с ясной улыбкой Бланш, – я имею к вам множество поручений от моего отца да и, кроме того, хочу сказать вам многое! Итак, я зайду к вам на целых полчаса.
Молодой человек бросился открыть дверь, и девушка, войдя в классную, села прямо на кафедру. В течение четверти часа она говорила о разных разностях, давала поручения, просила собрать сведения относительно родителей его учеников и т. д. Но Ричард хранил глубокое молчание. Опершись на подоконник, он перебирал своей нежной рукой часовую цепочку. Бланш заметила его рассеянность и проговорила, наконец, с нетерпением:
– Но, Ричард Саундерс, да вы вовсе не слушаете. Я уверена, что вы не слышали ни слова из всего мною сказанного.
– Это верно, мисс Гевард! – отвечал он ей с внезапным увлечением. – Я прислушиваюсь только к вашему голосу… который кажется мне мелодичнее музыки и туманит мне голову.
– Ричард! – сказала Бланш укоризненным тоном.
– Да, да, – отвечал он с горькой улыбкой, – говорите, что я совершенно забылся, что ваша доброта сделала меня дерзким. Идите к отцу, Бланш, и скажите ему, что он принял участие в недостойном его, так как человек, осыпанный его благодеяниями, благодарит его только тем, что осмелился полюбить его дочь.
– Ричард!.. Ричард!.. – воскликнула она с безотчетной тоской.
– И вы не упрекаете меня за дерзость, мисс Гевард?
– Нет, Ричард. Что же дерзкого в том, что вы мне сказали? Разве вы мне не равны по понятиям и чувствам, так же, как, вероятно, и по рождению вашему?
– Как?! – воскликнул Ричард – бледное лицо его озарилось лучом надежды и блаженства. – Обдумали ли вы то, что сейчас сказали?… Вероятно ли это?… Неужели вы выслушаете меня и мою искреннюю, задушевную исповедь?
– Нет, – сказала она спокойно и решительно. – О Ричард, Ричард! Зачем такая мысль забрела в вашу голову? Зачем не удовольствовались вы одной только наукой, которая давала вам столько светлых минут?… Да знаете ли вы, как тяжело любить… и любить безнадежно?… Вы еще не испытывали, каково думать вечно о том, который вас никогда и не вспомнит?… О Ричард, вы дитя, и я говорю с вами, как стала бы, конечно, говорить с младшим братом: советую же вам выкинуть эту мысль из вашей головы.
Она проговорила эти слова с необыкновенным воодушевлением; серые глаза ее разгорелись, и лицо покрылось пылающим румянцем.
– Так, значит, нет надежды?… Нет никакой надежды! Говорите же, Бланш!.. Вспомните, что вы сами называли меня только сейчас ребенком; настоящее мое положение – положение временное: я готовлюсь в коллегию… Я сделаюсь ректором… И буду равен вам, а тогда… Тогда, Бланш, можно ли мне надеяться?
– Нет, Ричард, никогда!
Тихая грусть, отразившаяся на ее лице, лучше всяких слов могла доказать, даже самому упрямому влюбленному, что дело его проиграно. Ричард Саундерс отвернулся. В это время в дверях показался внезапно бельминстерский викарий.
– Могу ли я войти? – спросил спокойно Вальтер и тут же, не дожидаясь ответа на свой вопрос, переступил порог. – Добрый вечер, мисс Гевард! Ричард, как вы себя чувствуете?
Положив руку на плечо молодого человека, он заметил, что все тело его судорожно вздрагивает.
– Что это, Ричард?!. Ричард, да что же с вами? – произнес он тревожно.
– Вы были так добры ко мне, мистер Вальтер Реморден! Я доверился вам, как старшему брату, – ответил ему мягко молодой человек. – Вы знаете давно, как я люблю ее… Простит ли она мне, что я сказал вам то, что сказал сейчас ей?
– Да… По всей вероятности! – ответил Реморден.
– Она запретила мне дожидаться взаимности как в настоящем, так и в будущем… Да хранит ее небо! Даже ангел не мог бы ответить мне иначе, но она тем не менее разбила мое сердце!
Викарий не мог видеть лица молодой девушки: она закрыла его дрожащими руками.
– Вы оба очень милые, но наивные дети! – сказал ласково Вальтер. – Не слишком ли опрометчиво подобное решение? Вы мне кажетесь созданными нарочно друг для друга, и я ожидал совсем иной развязки… Мисс Гевард, дайте руку… Как она холодна, эта бедная, маленькая, деликатная ручка!.. Сядем сюда, к окну; я расскажу вам повесть любви, конец которой чрезвычайно грустен, но которая может послужить вам уроком.
Глава XXX
Рассказ викария
– Всеми признано, – начал Реморден, сев спиной к окну, так что лицо его оставалось в тени, – что нелегко живется человеку, сделавшемуся игрушкой безнадежной любви, а в особенности обманутому любимой им женщиной. Как бы то ни было, но признаюсь вам, что я сам нахожусь в числе людей, обманутых таким плачевным образом.
Бланш вздрогнула, услышав это признание, но ни она, ни Ричард не возвысили голоса.