Преступление капитана Артура

Клерибелль Вальдзингам не предложила ни одного из этих вопросов, потому что она упала без чувств, когда узнала о возвращении пони. С первыми лучами рассвета приступили к исследованию всех прудов и ручьев в соседстве Лисльвуд-Парка; но все старания оставались бесплодными. День прошел, настал вечер, а тело сэра Руперта не было найдено. Были тотчас прибиты длинные объявления по стенам Лисльвуд-Парка, по мильным столбам большой дороги и по всем деревням, гласившие громадными буквами, что будет выдано пятьсот фунтов тому, кто отыщет хоть тело сэра Руперта Лисля.

Все пруды и ручьи были снова исследованы, но безуспешно. Где мог утонуть мальчик? Предлагая друг другу этот вопрос, все переглядывались с явным недоумением. Между людьми, собиравшимися в кабаках и трактирах, шел разговор о маленьком хорошеньком баронете, исчезнувшем таким неестественным образом. Он вышел из парка в сопровождении своего отчима и друга последнего; всех троих потом видели на большой дороге; капитан вел под уздцы пони сэра Руперта – а с этой минуты никто уже не видел более баронета. Рассказ Вальдзингама об исчезновении мальчика был довольно правдоподобным: он, капитан, пошел с Бишер-Рида провожать майора до его экипажа, баронет в это время ездил по косогору. Вернувшись же туда через четверть часа, он напрасно искал и кликал баронета. Нельзя было предположить, чтобы Вальдзингам имел причины нанести вред пропавшему ребенку, – тем более что Лисльвуд должен был перейти в посторонние руки. Факт исчезновения сэра Руперта Лисля остался между тем нерешенной загадкой. Если б он был похищен каким-нибудь бродягой, то вор завладел бы, несомненно, и лошадью. Баронет утонул: это предположение было вернее других.

В пяти милях от Лисльвуда была долина, по которой протекала небольшая река. Мальчик мог поскакать с косогора туда и погиб, вероятно, желая переправиться на другой ее берег. Что же могло увлечь его так далеко от места, на котором оставили его капитан и майор? Детский каприз, конечно, своеволие баловня! Реку тоже исследовали совершенно напрасно: тело ребенка было унесено течением в море, и несчастная леди Лисль не увидит останков единственного сына, любимого с такой безрассудной нежностью!

В прекрасном замке Лисльвуд воцарилась печаль. Беспредельное отчаяние Клерибелль Вальдзингам уступило со временем место глубокой грусти, которая, однако, высказывалась ясно во всей ее особе: малейший след румянца исчез с ее лица, а глаза потеряли свой прежний, чудный блеск. Никто и никогда не видел ее плачущей, а тем менее смеющейся; ничто не занимало, не трогало ее, она стала настолько равнодушна ко всему, что если б загорелся ее собственный замок, она едва ли заметила бы нависшую опасность и не вышла бы из дома без чужих побуждений. Она почти безвыходно сидела в своей комнате и не принимала никого, кроме мужа да горничной. Да и сам капитан входил к ней очень редко; он каждое утро уезжал куда-то верхом и возвращался вечером, чтобы пообедать и затем просидеть в библиотеке за сигарой до полуночи. Слуги шепотом говорили друг другу, что он начал пить больше, чем бы следовало, и что исчезновение пасынка подействовало самым печальным образом на его настроение. Артур Вальдзингам казался не особенно веселым уже после возвращения из Индии в Лисльвуд, но со времени катастрофы он стал еще угрюмее. Сэр Ланцелот Лисль, живший во Флоренции, умолял письменно вдову своего родственника оставаться во владении замком и Лисльвуд-Парком. Он добавлял, что нотариус его устроит все дело, так как он сам не согласен покидать итальянские горы для бесплодных равнин Суссекса. Таким образом, миссис Вальдзингам могла спокойно жить в Лисльвуд-Парке до конца своих дней, делая этим большое одолжение баронету.

Клерибелль успокоилась, по возможности, после своей потери только тогда, когда густой снег покрыл аллеи парка и опушил ветви дубов. Все матери деревни проливали искренние слезы при виде грусти своей госпожи, которую они знали еще задолго до ее первого брака. Бедные поселяне вспоминали, сколько раз они завидовали ей, когда она проезжала мимо них в своем блестящем экипаже, разодетая в шелк и бархат и гордящаяся своим хорошеньким сыном, сидевшим рядом с нею; а многие ли из них пожелали бы теперь поменяться с нею участью? Они дрожали, слушая рассказы болтливой прислуги замка о том, как тихо стало в роскошных залах, как грустил капитан, сидя один, ночью, перед камином за стаканом вина, и как тоскует барыня на своей половине, разъединившись со светом, в котором была прежде так весела и счастлива, и призывая смерть, чтобы соединиться скорее с погибшим сыном. Рахиль Арнольд сочувствовала более всех других несчастной Клерибелль.

Однажды, сидя в январский вечер перед своим камином, она решилась даже высказать свое сочувствие мужу.

– Что это еще значит? – проворчал Жильберт Арнольд, кидая на нее угрожающий взгляд из-под густых бровей.  – Что ты мне порешь дичь?