Преступление и наказание (др.изд.)

Да и что такое эти все, всемуки прошлого! Всё, даже преступление его, даже приговор и ссылка, казались ему теперь, в первом порыве, каким-то внешним, странным, как бы даже и не с ним случившимся фактом. Он, впрочем, не мог в этот вечер долго и постоянно о чем-нибудь думать, сосредоточиться на чем-нибудь мыслью; да он ничего бы и не разрешил теперь сознательно; он только чувствовал. Вместо диалектики наступила жизнь, и в сознании должно было выработаться что-то совершенно другое.

Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее и не раскрывал.

Он не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: «Разве могут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства, ее стремления, по крайней мере…»

Она тоже весь этот день была в волнении, а в ночь даже опять захворала. Но она была до того счастлива, что почти испугалась своего счастья. Семь лет, толькосемь лет! В начале своего счастия, в иные мгновения, они оба готовы были смотреть на эти семь лет, как на семь дней. Он даже и не знал того, что новая жизнь не даром же ему достается, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом…

Но тут уж начинается новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью. Это могло бы составить тему нового рассказа, — но теперешний рассказ наш окончен.

ПРИМЕЧАНИЯ

«Преступление и наказание» было впервые опубликовано в журнале «Русский вестник» (1866, январь — декабрь). В следующем году вышло отдельное издание романа. По сравнению с журнальным текстом, в нем было проведено новое деление на части и главы (в журнальном варианте роман был разделен на три части вместо шести), несколько сокращены отдельные эпизоды и внесен ряд стилистических исправлений.

Как свидетельствуют письма Достоевского, в романе объединились два, первоначально различных творческих замысла писателя.

Собираясь в 1865 году за границу, Достоевский 8 июня 1865 года предложил издателю «Отечественных записок» А. А. Краевскому роман, который обещал представить ему в октябре. «Роман мой, — писал Достоевский, — называется «Пьяненькие» и будет в связи с теперешним вопросом о пьянстве. Разбирается не только вопрос, но представляются и все его разветвления, преимущественно картины семейств, воспитание детей в этой обстановке и проч. и проч. Листов будет не менее двадцати, но может быть и более» ( Ф. М. Достоевский, Письма, т. I, М.—Л. 1928, стр. 408).

Предложение Достоевского не было принято Краевским, и роман «Пьяненькие» остался неосуществленным. Но из этого романа в «Преступление и наказание» перешли образ «пьяненького» чиновника Мармеладова, трагические картины жизни его семьи и описание судьбы его детей.

Через три месяца после цитированного письма Краевскому, в начале сентября 1865 года Достоевский из заграницы (с курорта Висбаден) пишет редактору журнала «Русский вестник» М. Н. Каткову новое письмо, в котором предлагает ему повесть на сюжет, совпадающий с основной сюжетной линией «Преступления и наказания». Сообщая, что он работает над этой повестью уже два месяца, собирается ее закончить не позднее чем через месяц и что в ней будет «от пяти до шести печатных листов», Достоевский так излагает ее основную мысль:

«Это — психологический отчет одного преступления. Действие современное, в нынешнем году. Молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шатости в понятиях, поддавшись некоторым странным «недоконченным» идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты. Старуха глупа, глуха, больна, жадна, берет жидовские проценты, зла и заедает чужой век, мучая у себя в работницах свою младшую сестру. «Она никуда не годна», «для чего она живет?». «Полезна ли она хоть кому-нибудь?» и т. д. — Эти вопросы сбивают с толку молодого человека. Он решает убить ее, обобрать, с тем чтоб сделать счастливою свою мать, живущую в уезде, избавить сестру, живущую в компаньонках у одних помещиков, от сластолюбивых притязаний главы этого помещичьего семейства — притязаний, грозящих ей гибелью, докончить курс, ехать за границу и потом всю жизнь быть честным, твердым, неуклонным в исполнении «гуманного долга к человечеству», чем уже, конечно, «загладится преступление»…».