— Не было ли у вас случаев насильственных действий по отношению к женщинам? И как вы вообще к ним относитесь?
— Я к женщинам не отношусь, я — мужчина. А действия, которые у меня были, всегда носили сексуальный характер.
— Понимаю, — бормочет работница и пишет чего-то в своих формулярах.
Расстаёмся с дипломатической галантностью.
Через две недели попадаю в другую тюрьму и к другой социальной работнице.
— Не было ли у вас случаев насильственных действий по отношению к женщинам?
— Напишите, что я импотент и задавайте следующий вопрос.
— Не было ли у ваших близких родственников насильственных действий по отношению к женщинам?
Вот ведь дура! Хотя, человек выполняет свою работу. Включаю мою привычную иронию.
— Вы можете сами спросить у них, но для этого вам сначала нужно умереть.
Пауза затянулась и собеседование закончилось прохладным расставанием.
И только третий работник попался с человеческим лицом. Сразу перешла к делу, не задавая лишних вопросов.
— У тебя нет больше одежды?
— Нет.
И в течение двух недель она выхлопотала мне необходимое. Приятно встретить обыкновенную человечность там, где её, в принципе, не должно быть. И в самом деле, она скоро уволилась. Другие работники пенитенциарной системы соответствовали своему назначению.
Провокацию могут устроить на ровном месте. Устроив «шмон» без присутствия зэка (запрещено правилами), и перевернув всё и вся, а то и просто сбросив всё на пол, вызывают потом «на ковёр». Вызвали и меня с сокамерником.
— Ваша камера — сплошное дерьмо. Если не наведёте порядок, напишу рапорт.
— Там был порядок, — я смотрю ему в глаза, — и если какая свинья там порылась, пусть и порядок наводит.
Шеф блока понял, что со мной не сладишь, и поворачивается к сокамернику — испанцу.
— Ты меня понял?
— Да, сеньор!
И испанец уложил свои вещи и мои тряпки, чтобы не получить наказания. Но тюрьма в Эстремере (Мадрид-7), оказалась единственным образцом такого свинства. В других тюрьмах или шмонали аккуратно или вызывали клиента для более глубокого изучения его собственности.
Прибыв в тюрьму Кастейон-2 (именно в ней не захотел сидеть проворовавшийся мэр провинции), я попадаю на детальный шмон. Все мои шмутки прошли через сканер. Шеф принимающей команды подошёл к небольшой кучке моих вещей и начал вынимать из них что-нибудь по своему усмотрению, потом смотрит на меня.
— Это запрещено!
И швыряет или в склад, если это что-то полезное, или в мусорную корзину, которую, помогающие охранникам зэки, накрыли новым пластиковым мешком, чтобы потом поживиться. Таким образом этот урод лишает меня многих полезных вещей и безопасных самоделок. И каждый раз делает паузу, глядя на меня. Ждёт агрессивной или неадекватной реакции. Я улыбаюсь: чем дольше это продолжается, тем веселее мне становится. Так мне и надо. Я защищал эту шваль. Ничего, на ошибках учатся. А я ещё и других учу.
После шмона снова социальный работник. Как всегда, это — она. Я сразу предупреждаю, что на все её вопросы я дам те же самые ответы, что и раньше, поэтому можно сэкономить время. Она устало смотрит на меня и задаёт один лишь вопрос:
— Почему вас отправили в эту тюрьму?
Я ещё не знаю, что это самая худшая тюрьма во всей стране и сюда отправляют зэков на перековку и охранников, проштрафившихся в чём-либо в других тюрьмах, на воспитание. И честно отвечаю:
— Я не знаю. Я сюда не просился.
— У вас были наказания?
— Да, меня наказали за проступок, совершённый администрацией.
Работница водит ручкой по бумаге, потом поднимает взгляд:
— У меня всё, можете идти.
Разместившись в камере, я разворачиваю мои шмутки для подсчёта убытков. У меня отобрали: подаренное полотенце, два карандаша, фломастер, восемь шариковых ручек разного цвета, новую зубную щётку, специальную зубную пасту, новые носки, купленный в другой тюрьме сахар, ленту-скотч, нитки, три самодельных кружки, гель для душа и много всяких безделушек, к которым я приложил руки. Ну что ж, начинаю думать месть. Придумывалось долго пока я привыкал к новым порядкам в новой тюрьме, но в один день, когда группа спортивных мэнов из блока наркоманов, куда меня поместили, выходила из спортзала, мы нарвались на скандальную охранницу.
— В следующий раз ты должен оставить радио в блоке — заявила она мне.
Блин! Новое правило. Фиг ты угадала. Я уже поизучал сборник ваших правил и там ничего несказанно про радио размером с два спичечных коробка, подарок китайского товарища.
— Чтобы там его украли? — интересуюсь я.
— В блоке не воруют! — повышает голос баба.
— В Испании воруют везде, не сдаюсь я.
— А в других странах что, не воруют?! — выходит из себя охранница.
— Воруют, — соглашаюсь я, но меньше чем в Испании.
— Пиши жалобу премьер-министру.