Преступление и наказание

«Директору. Прошу, чтобы вы обязали работать вашу собственную службу безопасности. С новой командой охранников в нашем блоке увеличилось число случаев воровства в камерах, что означает, что «крысы» используют отсутствие должного контроля. Вам не стыдно получать подобную жалобу в тюрьме?».

Спускаюсь на послеобеденную прогулку, подхожу к кабине и отдаю охраннице. Та пробегает глазами первые две строки и поворачивает ко мне перекошенное лицо с вытаращеными глазами. Видимо надеется напугать меня до смерти.

— Как вы смеете такое писать!?

— Что?

— Вот это, — и потрясает бумагой.

— Там написано — директору.

— Как вы смеете такое писать директору?!

— Ничего страшного, — успокаиваю я, — Он меня знает.

— Вы понимаете, что здесь написано?

— Конечно понимаю. Я сам писал. И первое слово там «директору», а не вам, между прочим.

Охранница начинает понимать, что у меня «не все дома».

— Но здесь-то принимаю это я!!!

— Вот и примите, зарегистрируйте и дайте мне квиток.

В лёгком ступоре она отворачивается, пытается ещё раз прочитать и снова показывает мне шестикопеечные глаза.

— Вы хотите сказать, что мы у вас воруем?!

— Не нервничайте, прчитайте спокойно до конца и попробуйте понять, что там написано.

Если бы она была рядом, она бы вцепилась мне в физиономию, но за решёткой ей ничего не остаётся, как снова посмотреть текст. Когда смотрит на меня, глаза её становятся уже по четыре копейки.

— Кто вы по национальности?

— Русский.

— А в русских тюрьмах разве не воруют?

— Гораздо меньше, потому что там и убить могут. Или вы хотите, чтобы я это сделал здесь?

— Почему вы не попросите, чтобы вас перевели в тюрьму в Россию?

— Там холодно, — отвечаю, — Но я согласен обсудить эту тему с вами позже. Регистрировать будете?

Девка понимает, что имеет дело с неисправимым идиотом и хватается за последний аргумент:

— Вы уверены, что вам за это ничего не будет?

— А вы обратили внимание, что я прошу улучшить вашу же работу, а вы тут кричите на меня?

Охранница, наконец, замечает, что вся очередь зэков, стоящих за мной, с интересом вслушивается в разговор на повышенных тонах и её коллега подозрительно притихла за пультом. Меняет гримасу «изувековечу» на «добрый день», шлёпает штемпелем по бумажкам, отрывает одну и протягивает мне:

— Спасибо за ваше участие!

— А вам спасибо за понимание! — расшаркиваюсь я.

Это было её первое и последнее появление в нашем блоке. Наверно она кого-то подменяла.

Директор не ответил на мою писульку. Он мне, вообще, никогда не отвечает. Толи воспитание показывает, толи игнорирует. Но прошло некоторое время, и он бегом прибежал в наш модуль на разборки, когда зэки поймали одну «крысу» и в драке чуть не выдавили ему пальцем глаз.

ОТРАВА

Еду я возненавидел всеми фибрами моей души и желудка. Другой реакции и быть не могло: всё было настолько солёное, что в рот не лезло. Вес тела летел вниз по всем законам физики свободного падения. Если в тюрьму я попал с 80-ю килограммами, то теперь чувствовал себя птичкой, размером с воробья. Правда, клевать было нечего. Хлеб, немного джема, яблоко или груша, йогурт, стакан кофейной бурды и так каждый день. Рис, суп, чечевичная или фасолевая похлёбка отправлялись прямиком от раздаточного окошка в помойный бак. Иногда, пересиливая себя, съедал кусочек курицы или мяса, сосиску или рыбу, обильно сдобренную солью.

Здоровье ухудшалось. Почувствовал, что все сухожилия начали терять элластичность, простые приседания давались с трудом, только после 20–25 повторений исчезало ощущение «деревянности» конечностей. Наконец, правое колено отказало совсем. Сесть-то можно было, но вставал на одной ноге, вытянув предварительно в сторону другую и схватившись за что-нибудь руками. Записался на приём к фельдшеру после того, как мне пришла в голову спасительная идея: мне нужна безсолевая диета.

Медсестра, хороший человек, понимающе кивает, записывает меня в свою книгу, комментируя:

— Диета без жира и без соли.

Я открываю было рот для возражения, но спохватываюсь: хрен с ним, вашим жиром, главное от соли избавлюсь!

— Взвеситься можно?

— Можно, — разрешает она.

Встаю на весы. Ёлки-палки! 67 килограммов. И это в одежде. Я уже и не помню, когда у меня был такой вес!

На следующий день я наелся от пуза. Правда от пуза того на моём теле давно ничего не осталось. И живот больше напоминал плитку шоколада или социальный резерв, окружавших меня наркоманов. Через две недели сухожилия стали терять деревянность, через месяц я весил уже 69 килограммов и начал приседать, на отказавшей было ноге.

— Вам подошло время делать анализ крови, — говорит медсестра, вытаскивая откуда-то лист бумаги.