Преступление без наказания

Я мысленно прикинул и понял, проблема не столь масштабна. Три тысячи у меня есть. А если скинемся с Димоном и Алисой, то хватит и на цепочку и на красивый букет цветов.

– Уговорила, – засмеялся я. – Завтра поговорю с ребятами. Будет тебе цепочка.

– С кулончиком, – напомнила Люська.

– Ну да, с кулончиком.

Люська просияла.

– Ты настоящий брат! Знала, что не откажешь. Спасибо, Глеб!

– А сколько точно стоит, Люсь? Три с половиной?

– Больше, – Люська схватила шоколадный батончик.

– Три восемьсот?

– Э-эх! – снова вздох, пауза и… – Шестнадцать девятьсот.

Я чуть голубцом не подавился.

– Ты с ума сошла?!

– Что и требовалось доказать. Зачем тогда спрашивал, обещал, обнадёжил меня. Подарил надежду и сразу её отнял.

– Ты сказала три тысячи.

– Невнимательно меня слушал. Я сказала чуть больше трёх тысяч. Считать умеешь? Шестнадцать больше трёх.

– Но не на чуть-чуть, а больше в пять раз. Да, губа у тебя не дура.

Люська встала.

– Я пойду к себе, продолжать дальше разговор не вижу смысла. Подарите флешку, придётся довольствоваться ей.

– Стой.

– Чего?

– Я могу попросить деньги у отца, но мы же с тобой договорились, у родителей деньги не брать.

– Договорились, помню.

– День рождения можно считать исключением из правил.

– Нет, Глеб. У папы с мамой ничего просить не надо.

– Нам такую сумму не собрать. Я позвоню отцу.

– Глеб! Я уже заказала родителям подарок, – нехотя ответила Люська. – Видеокамеру. Думала, родной брат подарит цепочку. Но раз для тебя это дорого, конечно, Глеб, я не настаиваю. Извини, что затеяла разговор, я пошла спать.

– Люсь.

– Э-эх! Зачем я только цепочку увидела с кулончиком. Э-эх!

– А зачем тебе видеокамера?

– Глупый вопрос. Снимать.

– Понятия не имел, что тебя интересует видеосъёмка.

– Оно и видно.

– Люсь, есть идея.

– Валяй.

– Можем немного переиграть. Мы покупаем тебе видеокамеру, а родители цепочку с кулоном.

Люська рассмеялась.

– Наивный. Знаешь, сколько хорошая камера стоит?

– Ты не профессионал, а для начинающих подойдёт недорогая.

– Разбежался. Это мой день рождения, значит, мне решать, какая камера нужна. Понял?

– Не дурак.

– Э-эх!

Оставшись на кухне один, я взял кусок пирога. Откусил, отпил из чашки чай. Вкусно! Как быть? Даже если поговорю с Димоном и Алисой, мы не соберём такую сумму за неделю. Забить на Люськины выкрутасы или влезть в долги? Как вариант можно занять денег в счёт зарплаты у Иннокентия Ивановича. Уверен, старик не откажет.

Блин, называется, не было у человека забот. Хорошо, что не успел купить рамку и наушники. Как чувствовал, Люська в самый последний момент выкинет фортель.

…Сегодня Иннокентий Иванович был не в духе. Что-то у него не клеилось с написанием главы. Пока я набирал текст, он трижды заходил в комнату, интересуясь, как долго я буду работать.

– Два листа осталось, – сказал я во время его очередного прихода.

– Медленно, Глеб.

– Из плана не выбиваюсь.

– А я выбился. Муза капризничает. Может, кофейком побалуемся?

– Я не против.

– Работай, я тебя позову.

Минут через десять Иннокентий Иванович позвал меня в столовую. Старик был очень щепетильный, никогда не позволял себе есть на кухне или в комнатах. Твердил, что нормальные люди должны принимать пищу исключительно в столовой. Однажды я возразил, не у каждого есть столовая. На что старик безапелляционно ответил:

– Её можно организовать.

– Интересно как, Иннокентий Иванович? Если четыре человека живут в двухкомнатной квартире, где каждый метр на счету.

– Не понимаю я таких квартир.

Конечно, подумалось мне, когда живёшь один в пятикомнатной квартире, можно позволить не только столовую с кабинетом. Странный всё-таки он старик, принципиальный. И упёртый. Его не переспоришь. Его мнение – единственно правильное, и все, кто с ним не согласен – глупцы.

Люська считает Иннокентия снобом, мол, зарвался дед от беззаботной жизни. Может, и так. Живёт Иннокентий Иванович в своё удовольствие, в средствах недостатка не испытывает, причисляет себя к великим писателям, оттого и смотрит на простых людей свысока. Хотя если разобраться, какой он на фиг писатель? Три книги за всю жизнь. И те о юных пионерах, комсомольцах. Лет сорок назад его писанина была актуальна, сейчас она вышла в тираж. Старик не может этого не понимать, и всё равно продолжает хорохориться. Он – писатель и точка. К пишущей братии относится с прохладцей, современную литературу не читает принципиально, а если и возьмёт в руки книгу нового автора, исключительно для того, чтобы позлословить.

Кофе мы пили молча. Иннокентий Иванович ушёл в себя, ждал музу, злился на шум улицы. Когда я предложил закрыть форточку, запротестовал.

– Будет душно.

– Иннокентий Иванович, есть разговор.

– Слушаю.

– Мне нужны деньги. У сестры день рождения, хочу сделать ей хороший подарок.

– Одобряю.

– Финансы, к сожалению, не позволяют. Не могли бы вы одолжить мне денег?

Старик сделал глоток из чашки, откусил печенье, причмокнул. Пауза длилась минуты две.

– Насколько я помню, гонорар ты получил две недели назад.

– Верно.

– До следующего ещё две недели.

– Я знаю, но…