«Отель в Канадзаве, 11/1/97.
Дорогая Этель!
Ничего себе, „вздремнул часок“! Моя „сиеста“ затянулась до полуночи. Я проснулся, не понимая, где нахожусь. Сколько времени потеряно зря! Я оделся потеплее и вышел прогуляться: бурные ночи Канадзавы – это что-то! На улицах ни души, полнейшая тишина. Кажется, будто весь мир умер. Толща снега усиливает это впечатление.
Я прошелся к морю; ночь была такая темная, что воду я не разглядел. Вдали мерцали огоньки – корабли плыли во Владивосток, и от этой мысли у меня дрогнуло сердце. С ума сойти, какую власть имеют над нами слова: оттуда, где я стоял, было невозможно ничего увидеть. Но я долго смотрел в черноту горизонта, шепча: „Сибирь“, – и трепетал от волнения.
Долго я не простоял: холод был невыносимый. Я вернулся, сделав крюк через старые кварталы города: невозможно представить ничего прекраснее японских крыш, окутанных снегом, он настолько заглушал звук моих шагов, что впору было поверить, будто меня вовсе нет. Только ради этой ночной прогулки стоило приехать а Японию.
Я так устал, что уже и сидеть не могу. Мне требуется мачта с тросом, как здешним соснам. Этот факс подождет до завтра, отправлю его утром. Засыпаю.
Всегда твой Эпифан».