Преступление

Какой-то абсурд: я знал, что вернусь двенадцатого, обратный билет был у меня на руках, и все же я не мог в это поверить. Во мне поселилась странная и неискоренимая убежденность, что я умру. Не «немножко умру», как говорит пословица, а умру на самом деле. Я понятия не имел, что именно меня погубит – авиакатастрофа, азиатский грипп, убийца-якудза, землятресение века или угон самолета. Я сам сознавал, как смешны мои страхи, но ничего не мог с собой поделать.

Незримая лента связывала меня с этим континентом, не отпуская; она была вроде той, что в старину при отплытии больших пароходов служила последним связующим звеном между эмигрантами и их безутешной родней, – она разматывалась и разматывалась, пока не лопалась, оборванная садистской рукой Парки разлук, и падала в море, и на волнах покачивались скорбные обрывки сердец.

Я покидал Этель как раз тогда, когда она особенно нуждалась во мне: это было подло. Если бы не приказ владычицы моих мыслей, я бы никогда на это не пошел. Это было все равно, что просить садовника, влюбленного в розу, покинуть сад в разгар засухи.

Мне казалось также, что я упускаю единственный момент, когда у меня появился шанс сказать ей о своей любви: она так деморализована, что, возможно, именно сейчас перестала бы замечать мое уродство. Вряд ли такой случай представится еще когда-нибудь. Роза, умирающая от жажды, нуждается в садовнике, но еще больше садовник нуждается в умирающей от жажды розе: без жажды любимого цветка он перестает существовать.

Когда я вернусь из Канадзавы, моя роза наверняка перестанет испытывать жажду. Этель – здоровая молодая женщина; раны ее затянутся быстро, и она сможет справиться без меня. Мысль эта была невыносима, и в потаенном уголке моего сознания созрел постыдный план: я буду издалека подпитывать ее недуг, чтобы по возвращении пожать его плоды.

Без этой низости было не обойтись: я знал, что мод восхитительная дурочка вполне способна забыть о своем желании расстаться с хамоватым красавчиком, и эта связь затянет ее с головой. Отличная была идея – установить у нее факс: я не дам ей забыть о ее благих решениях.

Самолет взлетел, лента порвалась. Прильнув к иллюминатору, я смотрел на то, что покидал. Все это было – Этель: ангары аэропорта, шоссе, раскисшая январская земля, заводские трубы – все это Этель.

Европа скрылась за облаками. Я оторвался от земли, можно было начинать писать факсы, которые я пошлю моей любимой по прибытии.