— Когда я была ребёнком, в деревне жил мужчина, который был высоким и крепким, да и сильным как вол. Он появлялся словно по волшебству всякий раз, когда возникала проблема. Когда у телеги ломалась ось, или ветеринар не мог погрузить животное в грузовик, или автомобиль застрял в канаве, или нужно было срочно разгрузить кирпичи, или больную толстую женщину нужно было внести по лестнице в дом до кровати…
— Я не совсем уверен, что ухватываю твою мысль, — сказал Питер.
— Его сила была его знатностью, сказала она. — Она заставляла его помогать, используя мускулы.
— А в моём случае?
— В твоём случае ум и привилегии заставляют тебя делать так, чтобы свершилось правосудие. Это для меня абсолютно ясно. И, Питер, я не просто согласна, что ты должен этим заниматься, я восхищаюсь тобой за это. Я считаю, ты прав, что твоё положение влечёт за собой обязанности, и горжусь тем, что ты несёшь их, а не бездельничаешь.
— Ты адвокат, очень чётко формулирующий свои мысли. Когда я пытаюсь вести собственную защиту, то всегда сбиваюсь.
— Питер, ты не в суде. Кто тебя в чём-то обвиняет?
— Если не ты, то только моё тайное я.
— И, дорогой, какое обвинение выдвигает твоё тайное я против тебя? Можешь заставить себя сказать мне?
— Лишь тебе на всём белом свете. Я обвиняю себя в наслаждении титулом, почестями и привилегиями, легкомысленным автоматическим уважением, данным мне по праву рождения, и в отсутствии отдачи с моей стороны — недостаточном старании.
— Подсудимый, я оправдываю вас в этом. Вы можете покинуть суд с незапятнанной репутацией. И в конце концов, милорд, эти титулы, эти престолы и господства, — не ваш выбор.
— Это так, — сказал он. — И,
— Не совсем
— Да, действительно. На несколько кругов позади мясника и пекаря, свечного мастера и аптекаря, дядюшки Тома Коббли и всех остальных. [121] Но, по крайней мере, ты говоришь, что я могу сделать честную карьеру как суррогат полицейского. Ты не считаешь, что великий детектив — это фривольная поза, развлечение богатея?
— Нет, я считаю, что это очень серьёзно. Вопрос жизни и смерти, в конце концов. То, что я не совсем понимаю, это как всё это связано с войной. Мне кажется, что как-то тайно, но связано.
— Когда видишь, как люди умирают, — сказал он, — когда понимаешь, какой отвратительной и ужасной ценой обеспечивается мир и безопасность Англии, а затем видишь этот мир нарушенным, то видишь убийство, которое совершается из мерзких и эгоистичных побуждений…
— О, да, это я могу понять, — сказала она. — Любимый, я действительно понимаю.
— Правосудие — ужасная вещь, — сказал он, — но несправедливость хуже.
Внезапно он подошёл к ней и опустился на колени перед её стулом, обхватил руками её колени и положил на них голову. Когда он вновь заговорил, его голос заглушался складками её платья. — Дражайшая, хочешь обсудить это дело со мной? Или лучше не надо?
— Я бы хотела, если ты это вынесешь.
— Лишь бы ты это вынесла. Я готов взять эту тяжесть на себя.
— Ничто не может быть хуже, чем сама мысль о том, что существуют темы, которые мы не могли бы обсуждать вместе. Вот это было бы действительно ненавистным.
— Мы ратуем за соединенье двух верных душ? — сказал он, глядя на неё.
— Я думаю, да.
— Тогда так тому и быть. И пусть, не старясь вопреки годам, несём свой жребий до его предела… [122] Да, Мередит, что такое?
— Обед подан, милорд.
— Позже, — сказал Питер, вставая и подавая ей руку. — Я всё расскажу тебе позже.
— Вы звонили, милорд? — Бантер вошёл в гостиную, где его хозяин сидел за последним бокалом бренди на сон грядущий. Харриет, успокоив всех тем, что плотно пообедала, быстро отправилась спать, сославшись на усталость.
— Налей себя бренди, Бантер, и присаживайся поближе, — сказал Уимзи. — Я хочу услышать всё о миссис Чантер и хэмптонском обществе.
— Да, милорд, спасибо, милорд, — сказал Бантер, выполняя то, что ему велели. — Я узнал многое, что, возможно, не относится к делу, милорд.
— Раскрывай все карты, Бантер, и мы рассортируем их позже.
— Хорошо, сэр, кажется, Харвеллы разочаровали своих соседей. Хозяева миссис Чантер, мистер и миссис Сагден, очень разволновались, когда соседнее бунгало было продано Харвеллам, потому что эта семейка — большие театралы. Они рассчитывали, что мимо их парадных дверей пойдёт непрерывный поток знаменитых актёров и актрис на весёлые сборища в гостиной и в саду по соседству. Они даже купили новый альбом в переплёте из искусственной кожи в надежде на автографы. А затем оказалось, что Харвеллы, когда приезжали в Хэмптон, вели себя очень тихо, да и приезжали не часто — фактически, они почти никогда там и не бывали.