— О чём я хочу услышать, — сказала Сильвия, как только они уселись за стол и заказали устриц, за которыми должны были последовать отбивные из баранины, — это про экзотическое фамильное древо. Харриет, как ты находишь своих родственников?
— Сказать по правде, довольно разнородная смесь, — сказала Харриет, начиная рассказ с приёма у Хелен, герцогини Денверской.
— Но ты же не подразумеваешь, что тебе нравится герцог? — поинтересовалась Эилунед немного спустя. — Что в нём может нравиться?
— Он очень глуп, — глубокомысленно заметила Харриет. — Удивительно, если учесть, что у него такой умный брат. И он напоминает огромного медведя, немного сбитого с толку. Думаю, он вряд ли преуспеет в единственном проекте, который придаёт смысл его жизни.
— Что это за единственный проект? — спросила Сильвия.
— Передать состояние в целости и сохранности своему единственному сыну и заставить этого сына исполнить свой долг, — сказал Харриет. — Но мне он нравится, потому что восхищается Питером, хотя и не совсем понимает его, — то есть он на моей стороне. Можете себе представить: «Не понимаю, почему Питер женился на этой странной женщине, но если он это сделал, то значит, с ней всё в порядке».
— Действительно, какая-то зоология, — сказала Сильвия, — медведь защищает тебя в змеином гнезде.
— Но у меня не будет проблем со свекровью, — сказала Харриет. — Вдовствующая герцогиня великолепна.
— А что с работой? — поинтересовалась Эилунед. — Как продвигается следующая книга?
— Есть затруднения, — сказала Харриет. — Но вы же знаете, они у меня всегда есть.
— Не уверена, что продолжала бы рисовать, если бы не нужда в деньгах, — заметила Сильвия.
— Да нет, продолжала бы, — сказала Эилунед. — И я продолжала бы писать. Мы занимаемся этим не ради денег. Очень рада, что ты работаешь, Харриет. Боялась, что ты можешь бросить.
— А я не бросила. Послушай, Сильвия, ты знаешь что-нибудь о художнике по имени Гастон Шаппарель?
— Немного. Очень успешный. Многими ненавидим. Не очень любим другими художниками.
— Почему его ненавидят?
— Главным образом, ревность. Знаешь ли, эти портретисты, рисующие людей из высшего света, зарабатывают кучи денег, а работают в старинной манере. Напористая молодёжь думает, что надо рисовать как Пикассо, Модильяни, как кубо-футуристы или что-то в этом роде, и они считают несправедливым, что все деньги достаются старым ретроградам.
— И он француз, — добавила Эилунед. — Не забывай наше отношение к иностранцам.
— Я думаю, он мог бы быть отличным шпионом, — сказала Харриет, — если бы Франция не была нашим союзником.
— В наши дни, когда фашисты возникают повсюду, об этом трудно судить, — сказала Эилунед.
— Я хочу знать, кто это — та глупая женщина, которая помогла тебе выбрать шляпку, — потребовала Сильвия.
— Розамунда Харвелл. И странно, это её муж — вон там — обедает с очень симпатичной молодой женщиной. Я только что его заметила.
Эилунед повернулась на стуле, чтобы посмотреть.
— О, не беспокойся. Я её знаю. Это всего лишь молоденькая жрица Терпсихоры: Фиби Сагден, моя подруга по театральной школе. Думаю, он даст ей роль. Хотя теперь, когда я об этом подумала, я где-то слышала, что у неё уже есть роль в будущей пьесе сэра Джуда Ширмана.
— Что ж, конечно же, никто не будет устраивать тайного свидания в «Ритце», — сказала Сильвия. — И разве театральные люди не должны планировать далеко вперёд? Возможно, он даст ей роль в чём-нибудь, что будет поставлено после той пьесы, где она играет… А можно заказать к пудингу cr^epes suzettes? [105]
Продвигаясь по Пиккадилли мимо Хэтчардс, [106] Харриет была поражена, увидев, как из дверей вынырнул лорд Сент-Джордж.
— Джерри, что ты тут делаешь?
— Покупаю книгу, — сказал он, улыбаясь.
— Но сейчас разгар семестра — разве ты не должен быть в Оксфорде?
— Не мог найти книгу там, — сказал он. — Подумал, а не сгонять ли к весёлому старому Шляпнику, [107] и никто ничего не узнает.
— Неужели в Блэквеллс может чего-то не быть? [108] — спросила она с наигранным удивлением.
Он достал из сумки книгу и показал ей: «Современный самолёт: руководство для пилотов-стажёров».
— Но я думала, твой отец…
— Вновь попался! Слушайте, не говорите ему ничего, тётя Харриет, хорошо?
— Нет, я не скажу, — пообещала она. — Но не думаешь ли ты…
— Какая неудача — иметь культурную тётушку, — сказал он. — Я к этому не привык. До этого дядя Питер был единственным в семье, с кем можно столкнуться в книжном магазине.
— И дядя Питер, вероятно, не стал бы выдавать тебя за покупку книг, чтобы научиться летать против желания отца?
— Он может ругаться, но не выдаст, — ответил молодой человек. — Тётя Харриет, могу я вас проводить, куда бы вы не направлялись?
— У тебя на это нет времени, если собираешься успеть назад в Оксфорд в срок, чтобы тебя не застукали. В своё время студентам не разрешали удаляться больше, чем на пять миль от Карфакса. [109]
— Я смогу перенестись назад быстрее, чем вы думаете, — сказал он.
— Имеешь в виду, что можешь ездить так же быстро, как твой дядя? — спросила она, внутренне содрогаясь.