Прерванный полет «Эдельвейса»

В составе Сталинградского корпусного района ПВО насчитывалось 566 зенитных орудий, 470 пулеметов, 81 аэростат заграждения. 102-я иад ПВО полковника Красноюрченко располагала 60 истребителями. В городе действовали около 500 групп самозащиты, в подвалах каменных зданий были оборудованы более 300 бомбоубежищ, а также сотни щелей. В них в общей сложности могли укрыться 180 000 человек, однако это только наполовину удовлетворяло потребности. Траншеи были вырыты повсюду: во дворах, в парках и скверах, у трамвайных остановок, на рынках, между заводскими цехами. В распоряжении начальника МПВО Сталинграда полковника Пигалева находились 30 военизированных пожарных команд общим числом в 2000 бойцов. Из техники имелись несколько десятков автонасосов, два пожарных поезда и два парохода[120].

19 августа на аэродроме Тацинская рядом с «Юнкерсами» 76-й эскадры приземлились Ju-88 из I. и III./KG51 «Эдельвейс». На следующее утро в Обливскую на короткое время прибыла штурмовая авиагруппа I./StG77 гауптмана Хельмута Брука. Эта небывалая для люфтваффе концентрация сил позволила в течение 20–22 августа совершать почти беспрерывные налеты на различные цели в районе Сталинграда. Группами по 20–30 самолетов, в сопровождении истребителей Bf-109, немцы бомбили советские укрепления, промышленные объекты в городе, железнодорожные станции, переправы через Волгу, позиции зенитных батарей и аэродромы. 20 августа люфтваффе произвели на Сталинград три массированных налета, 21 августа – четыре. 22 августа произошли с небольшими интервалами еще пять налетов на город. В результате в его южной части были разрушены целые кварталы рабочих поселков, дым от пожарищ заволок все небо. Несколько бомб упало около СталГРЭС, в результате чего были разрушены здание прачечной и бани коммунального отдела станции.

«С раннего утра мы постоянно находились над наступающими танками, помогая им нашими бомбами и пулеметами, – вспоминал гауптман Херберт Пабст, командир учебно-боевой Erg.Gr./StG77. – Мы приземлялись, заправились, получили бомбы и боеприпасы и сразу же вновь взлетали»[121].

Безраздельное господство немецкой авиации, как и двумя месяцами ранее в Севастополе, оказывало сильное деморализующее воздействие на советских солдат. Штурмовики, истребители и бомбардировщики целыми днями кружили над степью, беспрепятственно атакуя любые цели, гоняясь даже за отдельными бойцами и автомашинами. Напуганные беспрерывными налетами красноармейцы в отчаянии писали своим родным: «Сегодня весь день авиация немчуры не давала никакого покоя, хоть зарывайся на 100–1000 м, а достанет. Наших самолетов не видно было целый день, и это не только сегодня, но было вчера и будет завтра. Нет никакого сопротивления, что хотят, то творят с наземными войсками… Немецкие самолеты обстреливают наши войска и мирное население в тылу. Они летают так низко, как хозяева, а наших почему-то нет, а если появляются, то очень редко, а когда надо, их нет…»[122] Доходило даже до того, что немецкие летчики, идя на бреющем полете, открывали кабины и стреляли по пехоте из пистолетов!

21 августа Рихтхофен пролетел на своем «Шторьхе» над излучиной Дона к северу от Калача и увидел «чрезвычайно много подбитых танков и трупов». Позднее в тот же день он стал свидетелем того, как пикирующие бомбардировщики Ju-88A из KG76 сбрасывают осколочные бомбы на советские войска в степи в районе Сталинграда, что вызвало у кровожадного Рихтхофена неимоверный восторг. «Красивое кровопролитие!» — написал он вечером того же дня.

«Большая атака дня»

23 августа 1942 года навсегда вошло в историю одного из красивейших волжских городов, разделив ее на «до» и «после».