— Ты должна жить, ради детей, которые родятся, и будут любить тебя. Ты не можешь лишить их возможности радоваться солнцу.
Я все же надеюсь, что вернусь, ты станешь моей женой. Ты только продержись. Обещай мне, что будешь жить.
В ее душе вспыхнула надежда, она всем телом прижалась к нему.
— Я буду жить надеждой на встречу с тобой.
Гроза ушла к горизонту, приближался рассвет. Они сидели, обнявшись, и мысленно просили ночь, задержатся, но рассвет все увереннее раздвигал тьму ночи.
Звяга с трудом разжал ее руки, не хотевшие его отпускать, но она опять цеплялась за его одежду, будто предчувствуя непоправимое.
Таисия шла домой, не скрывая слез и своего горя. Все ее существо кричало: «Зачем пришла эта гроза! Зачем она унесла мое счастье».
Звяга направил своего коня навстречу подвигу и опасности.
Афанасий задерживался. Устинья сидела на сене, покусывая травинку. Тревога о завтрашнем дне все больше места занимала в ее душе. О том, куда и зачем едет Афанасий, спрашивать боялась. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, она стала придумывать сладкую месть для любимого, но ее опять тянуло в болото тревоги. «Слава Богу! Он идет!» — она узнала его по торопливым шагам. Чтобы не выдать свою тревогу, едва он поднялся на сеновал, она кошкой бросилась на него. Усеявшись верхом, она начала допрос с пристрастием.
— Где был? Почему опоздал? — Устинья пыталась изобразить страшное лицо, но вместо этого рассмеялась.
— Пощадите, меня! Я не виноват. Дела надо было закончить, — принял условия игры Афанасий.
— Нет тебе пощады! Твои дела дороже меня, да!?
— Прости меня! Я тебе еще пригожусь!
— Нет тебе прощения! Тебя ждет…., — она не успела договорить…,
Прилив тревожных мыслей заставил юношу прекратить игру. Он нежно смотрел в ее глаза, ему хотелось говорить ей нежные слова, но получилось вымолвить всего лишь несколько слов:
— Жди меня и молись. Я обязательно вернусь.
Им не было дела до грозы и несмолкаемого грома. Устинья еще теснее прижималась к нему, будто ища защиты. Много слухов ходит в народе. Причиной страха была не гроза, а рассвет. Ночь отступала, рассвет все увереннее съедал тьму, утренняя заря все увереннее гасила звезды. Боязнь неизвестности все сильнее сжимала ее сердце. Устинья, в последнее время, замечала, что Афанасий стал задумчив, иногда даже отвечал невпопад.
Ее тревожное состояние почувствовал Афанасий. Он зашевелился, открыл глаза, взглянул на ее лицо, которое уже можно было рассмотреть в утреннем полумраке.
— Что случилось? На тебе лица нет!
— Куда ты уезжаешь? Когда вернешься? — пересилив страх, вместо ответа спросила она.
— Куда еду? Тебе знать не надо. Может так случиться, что вернуться, выпадет не многим, а возможно никому….
Он пожалел, что допустил минутную слабость и испугал ее. Широко раскрытыми глазами Устинья смотрела на Афанасия, глаза в ужасе остановились. Из ее уст вырвалось самое сокровенное:
— А как же Настенька? О которой мы с тобой мечтали? — он, впервые, пожалела о несостоявшейся близости.
Он вскочил на ноги, схватил ее за плечи.
— У нас будет дочь!
— Настенька! Мы ее назовем Настенькой!
— Я же тебе сказал, что вернусь! У нас будет много детей. Я вернусь!
Их губы и сердца соприкоснулись. В их душах появилось новое чувство любви к еще не существующему человечку. Уже почти рассвело, но страх перед неизвестностью удерживал их вместе.
К месту сбора Афанасий и Устинья шли обнявшись…
Она неотрывно смотрела на его лицо, ее губы шептали молитвы о спасении раба божьего Афанасия.
Провожать в поход отряд дружинников вышел весь город.
Из ворот приказа воеводы потянулась колонна всадников. Дружинники, блистая доспехами, смотрели по сторонам, отыскивая, дорогие и любимые лица. Кто-то из провожающих плакал, кто-то махал рукой, желая скорейшего возвращения.
Но основная масса людей пыталась отыскать ответы на вопросы: «Куда идут? Зачем идут?» Впереди первой сотни ехали Данила Савич и его помощники Афанасий и Звяга.
Толпа, так и не получившая ответа, гадала.
— Мунголов* (Пояснения в конце книги) бить будут.
— Каких мунголов? Их-то всего две сотни.
— Наверное, татей по лесам гонять будут.
— Все равно их мало! Кто знает, сколько тех по лесам прячется?
— Князь и священник тоже выехали за ворота.
— А ты видел?
— Да, видел, он выехал со священником и полусотней охранников.
— Может молиться?
Только один человек догадался о цели похода.
Юсуф и Тули говорили на монгольском языке, поэтому никто не понял их разговора.
— Это посольство, — Юсуф кивнул на отряд.
— Почему ты сделал такой вывод?
— Не просто же так воевода спрашивал у нас, как входить к хану. Я видел, такие отряды приходили на поклон к Бату-хану.
— Что с ними было? Их отпускали?
— Тех, что я видел, убивали, подарки делили. — При этих словах Юсуф поскучнел.
— Ты боишься, что если посольство погибнет, то и нас убьют?
— Надо бежать!
— Куда? Там тоже смерть, нам поломают хребты, если не изловят раньше русичи. — Тули безнадежно махнул рукой.
— Придется просить защиты у Спиридона. Возможно, он поможет спрятаться.