Я так ничего и не смог полюбить на Карсте, кроме камина и репродукции со старинной картины. Такого непричесанного и неприбранного пейзажа, какой изображен на ней, на Земле уже не найти. Похожие на этот заповедные уголки были только в далеком прошлом.
Я не замечал, что плачу-слезы катились по накаленным от жара щекам и быстро высыхали.
-Вот где ты запрятался. Пора!-Дядя Виктор сделал вид, что не замечает моего заплаканного лица. Сейчас мы с ним были равными - одни и те же чувства владели .нами, были понятны обоим: в его глазах я видея тоску и боль.
-- Тебе пора отключаться,- напомнил он.
* * *
Все кончилось. По инерции я продолжал еще видеть горящие- поленья и раскаленную решетку камина, мое лицо и руки словно бы ощущали тепло - но я уже сознавал, что нахожусь не на Карсте.
По моим щекам катились слезы, вызванные чужими переживаниями. Я очнулся окончательно - осознал себя Олесовым. Меня окружали ненавистные мне благотворительно мягкие нематериальные стены комнаты на осточертевшем Земтере. В зеркальной полировке внутренней крышки контейнера я увидел свое отражение - бесчувственно красивую маску. За дверью слышался голос Либзе:
- Олесов, к нам пришли гости.
Я сдернул с головы колпак - он съежился и принял форму гнезда, в котором пролежал тысячи лет. Черт бы побрал этих истуканов: им-то еще для чего шляться по гостям?
В наше время на Земле гостей занимали телевизором и магнитофоном. А когда они не были изобретены, подсовывали семейный фотоальбом или заводили патефон.
Здесь этому назначению служили сигрибы. Сигриб много тошнее телевизора. Понятия не имею, как эта коробка работала. Она тоже подключалась в сеть; у нее была шаровидная антенна вместо экранoв. Программы передач повторялись. Гости и хозяева усаживались перед пастью сигриба. Я к этой штуке не прикасался - включала и настраивала всегда Либзе. Все погружались в сомнамбулически чувственный сон. То есть каждый сознавал, где находится, можно было даже вести разговоры, совсем как при включенном телевизоре, но в это время в мозги напихивались разнообразные ощущения. Они незаметно пьянили и дурманили-это был какой-то сладостно-похотливый наркоз. Развлекательная программа то и дело перебивалась обязательными пятиминутками. В это время внушались строгие чувства бдительности, любви к общественному порядку и всеобщему благополучию.
Кошмарные земтерские будни угнетали. Необходимо было во что бы то ни стало встретиться с Итголом. Оч один способен помочь мне разобраться во всем. Не представляю, правда, каким образом он это сделает. Но Итгол не давал о себе вестей.
Приятели и приятельницы Либзе по нескольку раз в неделю собирались у нас, чтобы сообща повнушаться перед сигрибом. Похоже, что никаких других развлечений у них не было. Искусств тоже: ни музыки, ни живописи - ничего. Говорить об архитектуре или о прикладном искусстве не приходилось: на Земтере все было стандартным.
Просиживая по многу часов у сигриба, я испытывал опустошенность, мне все труднее становилось сосредоточиться на том единственном, что интересовало меня,- на тайнe своего появления здесь. Через год я, наверное, стану таким жe- послушным и вседовольным, как они.
От дурманящего гипноза я спасался другим наркотиком: запирался в комнате и надевал на себя проволочный колпак. Кусок чужой жизни длился ровно четыре часа. Каждый раз мне только вначале удавалось разделять собственные ощущения и чувства от чужих - мальчишкиных. Вся четырехчасовая программа впиталась в меня стала частью моего прошлого.
Однако по-прежнему ничего не прояснилось - можно сказать, загадок прибавилось. Что за Карст? Почему там очутился мой труп? Когда это было? Что за катастрофа постигла людей, живущих тогда?
Может быть, разгадка заключалась в документах, спрятанных в контейнере? Но пытаться самому расшифровать неизвестный язык - затея напрасная. Для этого нужно обладать способностями Шампольона.
Я машинально перелистнул несколько страниц, взгляд бегло выхватил одну строчку: "Галактические координаты искусственного планетоида Карст"...прочитал я.
Вообще там были совсем другие слова, на другом языке - но теперь я понял их. Это был язык, которым владел мальчишка.
В документах содержалась краткая история землян, навсегда оставивших родину после Катастрофы.
Я уже совсем потерял надежду увидеть Итгола, когда он появился. Как всегда, проникнув сквозь стены одному ему известным способом. На этот раз он был с дамой.
Разрази меня громом, если я что-нибудь понимаю в этом! Дама Итгола была в обычной земтерской гипномаске, но я ни за что не спутал бы ее с другими женщинами. Сквозь стандартную оболочку как будто проглядывала скрытая внутри сила ее собственного характера.
- Познакомься, это Игара, - сказал Итгол.
Неожиданно для себя я почему-то расшаркался перед нею на манер придворных кавалеров восемнадцатого столетия. Она с едва приметной .улыбкой также церемонно поклонилась мне.
- Что удалось узнать?-спросил Итгол.