Преподаватель симметрии

Королевство его не было больше или меньше прочих государств, ибо он властвовал над всем миром. И даже в какой-то степени над мирозданием. Не в его власти было, конечно, погасить Солнце или снять с неба Луну, но удалить с небосвода какую-нибудь незнаменитую звездочку он мог, а мог заставить ее светить людям чуть поярче. Он не мог убедить своих подданных в том, что не существует слон, скажем, или лев (самое прочное в человеческом сознании – это басня…), но ликвидировать целый вид животных или растений из внебасенного сознания мог вполне, и это ему даже удавалось. Власть его была безгранична, хотя и ограниченна. Но ведь и никакая власть, кроме власти Создателя, не бывала безграничной, а любая другая – так или иначе ограниченна. А у Создателя это уже и не власть: власть, равная самой себе, что это за власть? Это тождество. За безграничную власть мы всегда принимали безграничность собственной зависимости – нашу НЕвластность. Варфоломея как раз такая власть никак не интересовала. Может быть, потому, что такой у него и не было. Тут трудно провести границу: не было или не была нужна? Нужна ли нам меньшая власть, если мы обладаем большей? Если поверить распространенному убеждению (которому мы, в отличие от Варфоломея, верим не в такой уж степени…), что власть – одна из наиболее сильных страстей человечества, перекрывающая (в случае наличия…) прочие человеческие страсти (на наш взгляд, лишь в силу большей доступности их утоления…), если принять подобное убеждение за аксиому, то, конечно, меньшей властью мы легко пожертвуем ради власти большей, а властью большей ради безграничной. Не забыл ли Александр Великий свою маленькую Македонию, дойдя до Индии?

Кстати об Александре… С ним у Варфоломея были свои счеты, хотя в принципе он Александру и симпатизировал, даже благоволил. Во всяком случае, гораздо больше, чем Наполеону. Буонапарте он, прямо скажем, слегка недолюбливал. И не только за то, что тот оборвал карьеру блестящего древнего рода его будущей жены, герцогов де О де Ша де ла Круа, – это дело Варфоломей все-таки сумел слегка поправить, не только женившись, но и вписав в историю рода несколько ярких страниц (например, участие в попытке спасения злополучного Карла I), – Наполеона он не любил больше всего за максимальную из всех, пожалуй, исторических фигур неподвластность, за чрезмерную самостоятельность (что в определенном смысле одно и то же), за независимость (что уже, пожалуй, не одно и то же) Наполеона от его, Варфоломеевой, власти. Да и никто не мог с ним совладать до сего дня! Это же надо так его бояться… чтобы высадить, как Робинзона, на островок посреди Атлантики, чтобы бонапартисты годами спорили с антибонапартистами о его перезахоронении, чтобы, и перезахоронив, заточить его в пять гробов, как русскую матрешку, накрыв сверху еще и русским камнем… только бы не дай бог не ожил, не выскочил, как черт из табакерки! Но и до сих пор, входя в его гробницу, поневоле поклонишься – блестящий замысел архитектора сделать вход в нее наполеоновского роста (без треуголки). Он мог, конечно, отменить то или иное из незначительных его сражений, мог слегка поковыряться в истории, удаляя и привнося, но ничего не мог поделать с мифом (вещью не менее прочной, чем басня…): Наполеон продолжал стоять на Аркольском мосту, и флаг его развевался.

И если Александра Великого (симпатичного и красивого) Варфоломей однажды осадил и поставил на место, отыграв у него одну из битв в пользу Дария, то с Наполеоном это ему никак не удавалось, даже выиграй он у него несколько подобных битв. Варфоломею было мало Абукира, Трафальгара, Бородино… два циклопа: Нельсон и Кутузов… Но даже Нельсон не оказался так знаменит. И кто в истории сумел потерпеть самое большое поражение, завоевав всю Европу и получив взамен лишь островок Св. Елены? а все равно в памяти всех остаться победителем! Только этот раздутый пузырь. Треуголка его до сих пор царственней любой короны! Слава Наполеона оказалась больше себя самой, вот феномен! Из-за этих его ста дней? Нет, не только. «Сто дней» были даже симпатичны Варфоломею. Нет, не из-за Ватерлоо, не потому, что узурпатор проиграл окончательно соотечественнику Варфоломея лорду Веллингтону… кто помнит теперь, что был такой? А Наполеона помнят все.

«Большое видится на расстояньи… – вздыхал Варфоломей. – Век – это разве расстояние?» Девятнадцатый все еще стоял лагерем вокруг века двадцатого: даже Первая мировая не так уж его отодвинула… О, эти бесконечные кровати, в которых Наполеон провел по одной ночи! Они множились, как амебы, простым делением, принося доход провинциальным кабачкам и гостиницам.