Преподаватель симметрии

И все это было еще что… Главная битва – предстояла. Там, между Эй и Зет, была у него заветная буковка, там должны были сойтись… «Трам-тарарам», – напевал Варфоломей победный марш, торжествуя и потирая руки. Этот замысел Варфоломей лелеял уже не первый год. В Англии бы это не прошло; здесь, у лягушатников, отчего же?.. Дополнительный том – этот корявый довесок, но ВСЕГО мира – даровал Варфоломею свободы, недоступные в томах рядовых, стройных. Варфоломей приготовился, Варфоломей был готов. Полки были выстроены, пушки заряжены, горны сияли, вот-вот затрубят. Оставалось поднести запал. Варфоломей потянулся к заветной, козырной папочке… И вдруг вместо задуманного туза вытащил из колоды совсем не то – свеженького джокера. Кто-то в красном трико, шут условный. К статье АРЛЕКИН. Пригляделся – лишнее что-то: вместо бубенчиков – рожки, вместо востроносых штиблет – копытца. «Тьфу! – плюнул для смеха. – Надо же так обдернуться: вместо А – Б! А может, Д? Кто в тебя теперь верит в такого, в красном трико?.. Теперь – в тройке… Адамс. Тьфу! – уже в сердцах. – Навел нечистый!» Поднял глаза – за окном темно, и подозрительно тихо во всем здании. Вот заработался! Часы стояли. «Который же это может быть час?..» – с испугом подумал Варфоломей, и враз обступили его забытые было королевские заботы. Столпились, загримасничали, заподмигивали, рассыпались, как колода из одних джокеров. Варфоломей судорожно засунул этого, в красном трико, подальше, на букву Ч, заторопился, путаясь в рукавах, жонглируя зонтом и галошами, заскользил вниз. Прозрачный лифт застрял меж этажами и, единственный, светился на темной лестнице. «Одни вы остались, – с ласковой недобротою бормотал швейцар, выметая Варфоломея с опилками из подъезда. – Телеграмма вам. С праздником наступающим вас!» «Какая телеграмма? Какой праздник?» «Рождество-с». «Как – Рождество?!» «Варфушенька поранился. Будем к Рождеству. Обеспечь хирурга». «Бога ради! – тряс Варфоломей нерасторопного холопа. – Когда?» «Завтра». «Что ты несешь, болван?! – взорвался Варфоломей. – Как это – завтра?» «Обыкновенно, – обиделся швейцар, – завтра Рождество». «Да я про телеграмму!» «Сегодня, конечно». Телеграмма сегодня, а приезжают когда?.. Варфоломей только рукой махнул.

Конечно, Варфоломей был большой полководец. Но положение на фронтах…

Почему-то именно великим людям мы не позволяем предаться слабости, впасть в отчаяние. А это ведь тоже право! Отказывая им в этом самом нищем праве, мы не замечаем, что отказываем им в уме и человечности, а потом сами же страдаем, имея с этим дело. Надо полагать, что у великих и отчаяние великое, и слабость безмерна. Ибо где залог победы, как не на дне этой пропасти? Мы полагаем, что Наполеон проигрывает какую-нибудь свою единственную битву, потому что у него насморк случился.

Все затмевал страх за Варфушеньку. Не больно ли много набежало беды на несчастного короля? Он, который возводил горы, стирал острова и насаждал звезды, – он всего лишь несчастный сын и несчастный отец, не больше нашего… Отчаяние, охватившее короля Варфоломея, трудно и отчаянием назвать – оно безмерно. И мокрый дождь со снегом сечет в лицо, и во всем теле мерзкий голодный предгриппозный озноб. Все смешалось в его голове: микро и макро. Варфушенька – елка, Вор – Адамс, хирург – каталка, черт – нечерт…

Как он так обсчитался! Думал, что завтра все успеет, и вдруг сегодня оказалось вчера. И этого только ему и не хватало.