— Э-э, — зеленокожая внезапно смутилась и буркнула, — не успела.
— Так вот зачем меня сюда притащили… — глубокомысленно протянул я.
— А ты думал зачем? — презрительно поджав губы, с злостью в голосе произнесла Мымра.
— Конечно за этим самым, — ответил я, широко улыбнувшись, вызвав стон понтийки.
В общем, кое как приведя всё внутри в более менее приглядное состояние, мы, всё-таки смогли поговорить, и я вновь описал, со всей возможной фантазией, как эти неведомые культисты выглядели. Естественно, они были без каких либо опознавательных знаков, молчали как рыбы и все поголовно имели средний рост и телосложение.
Выслушав меня, проректор, с некоторым сомнением, произнесла, что, возможно, это был какой-то небольшой культ, не успевший развиться в серьёзную организацию, а значит, слишком сильно переживать на счёт повторения случившегося или гипотетической мести за убитых товарищей не стоит.
Успокоенная этим ректор, вновь оглядела кабинет, задержала взгляд на остатках сапог торчавших из оплавленного и раскрошенного пола прямо посредине, после чего уточнила:
— Так из-за чего всё началось?
Она прекрасно поняла, что разговорами про это самое, я просто играл, специально запутывая её, поэтому обращалась строго к понтийке.
— Да этот, — тут Мымра произнесла какое-то неизвестное, но явно неприличное слово, — осквернил мой вардрам.
— Что ты сделал? — округлив глаза, перевела взгляд с меня на барабан в углу и обратно Нодерляйн.
— Да не осквернял я, — возмутившись подобным инсинуациям, заявил им, — только присел.
— Жопой своей! — рыкнула снова зеленокожая.
— У-у, — протянула Сильвия, осуждающе качая головой, — Вольдемар, это очень серьёзный проступок. Вардрам для понтов не просто инструмент. Под него они идут в бой, он олицетворяет силу и доблесть любого понта.
— И что теперь, казните меня? — насупленно спросил я.
— Нет, ты будешь участвовать в ритуале очищения, — ответила Мымра, пронзив меня суровым взглядом, — вместе со мной, сегодня, как опустится тьма, на заднем дворе Академии.
— Ты считаешь, что он достоин? — уточнила ректор, похоже, больше меня разбирающаяся в этих понтийских ритуалах.
— В нём есть дух и гордость, и упрямство. Наш бог любит таких. Думаю, он примет его.
— А-а, в чём, собственно, этот ритуал будет заключаться? — осторожно поинтереовался я, — что мне надо будет делать?
Я посмотрел на Рагырду, но та, надменно дёрнув головой и отвернувшись, дала понять, что объяснять ничего не собирается. Перевёл взгляд на ректора.
— Делать? — Нодерляйн на секунду замерла, а затем расплылась в ехидной ухмылке, — делать будешь это самое. Да, да, то о чём ты подумал.
Расхохотавшись, она вышла из кабинета проректора, оставив меня гадать, действительно ли там будет это самое, или это самое будет чем-то другим? Чёртова баба поймала меня в мою же ловушку.
— Иди, иди, — подтолкнула меня к выходу Мымра, — приходи после занятий, будем тебя готовить.
Весь оставшийся день, ведя предметы почти на автомате, рассеяно и, иногда невпопад отвечая на редкие робкие вопросы студентов, я думал о предстоящем ритуале очищения. Пытаясь понять, оно будет это самое или не это самое. Поэтому, когда с заходом светила вновь оказался на пороге кабинета понтийки, сразу спросил:
— Может мне помыться сходить? А то я не совсем чистый. Запах пота там, ну, сама понимаешь.
— Не надо никуда ходить, тем более намываться, как какие-нибудь алали, — презрительно ответила та, — пот и кровь приятны нашему богу. На, надень.
Тут она швырнула мне какую-то непонятную скатку ткани, развернувшуюся в плотную красную ленту шириной в ладонь и длиной метра в четыре.
— Чего это? — вертя ту в руках, спросил я.
— Это субур, единственное одеяние которое разрешено для проведения ритуала, — пояснила проректор.
— И куда его наматывать?
— Вот туда, — ткнула она пальцем мне в район промежности.
— В смысле только вот её и больше ничего? — я начинал чувствовать себя глупо.
— Да, — рыкнула понтийка, начиная терять терпение, — снимаешь всю одежду и наматываешь субур на чресла.
— И как наматывать?
— Всё забываю, что вы не знаете наших обычаев, — вздохнула женщина, затем терпеливо пояснила, — сначала делаешь виток вокруг талии, затем просовываешь конец субура под получившийся пояс и пропускаешь между ног, затем просовываешь под пояс сзади и оставшуюся часть наматываешь также вокруг талии, в конце сзади повязываешь узел.
— Сложно, — с сомнением произнёс я.
Что-то описание вот этого вот наматывания мне напоминало и тут я вспомнил сумоистов, вроде на них было одето что-то подобное. Правда, как такие недотрусы назывались у японцев, не вспомнил.
— Ладно, помогу надеть, — Рагырда поднялась со стула принесённого взамер разбитого, встала передо мной, скомандовала, — раздевайся.
— Ну нет, — решительно отказался я, — я попробую сам, а тебя, если что позову. Выйди пока, нечего голых мужиков разглядывать.
Та только фыркнула:
— Было бы на что смотреть.
Но вышла, оставляя меня одного.
Скинув мантию, а затем и рубаху с кальсонами, я принялся разбираться с этим субуром.