Покорность означает также признание сырых, простых, неуклюжих, отталкивающих качеств своего «я» – и не только признание, но и выдачу их. Обыкновенно мы находим это очень трудным. Хотя мы можем ненавидеть себя за эти качества, мы в то же время находим в ненависти к себе особого рода занятие. Невзирая на тот факт1, что нам, возможно, не нравится то, чем мы являемся, и несмотря на то, что мы находим подобное самоосуждение бесполезным, мы все же не в состоянии полностью от него избавиться. Если мы начнем отбрасывать свою критику самих себя, тогда мы можем почувствовать, что теряем свое привычное занятие, как будто бы кто-то лишил нас работы. Если нам придется отказаться от всего этого, мы потеряем точку опоры, не будет ничего, за что можно держаться. В глубинной своей основе самооценка и самокритичность представляют собой невротические тенденции, которые проистекают из нашей недостаточной уверенности в себе; здесь «уверенность» понимается в том смысле, что мы видим себя таковыми, каковы есть, знаем, что мы такое, знаем, что можем позволить себе раскрыться. Мы можем позволить себе выдать это грубое и несовершенное невротическое качество личности и выйти из своих мечтаний, из круга предвзятых идей.
Мы должны отказаться от своих надежд и ожиданий, как и от страхов, и двигаться прямо по направлению к разочарованию, работать с разочарованием, войти в него, сделать его своим образом жизни; а это – очень трудная вещь. Разочарование – добрый признак глубинного разума. Его нельзя сравнить ни с чем: столь оно точно, очевидно, непосредственно и остро. Если нам удается раскрыться, тогда мы внезапно начинаем видеть, что наши ожидания несущественны в сравнении с реальностью ситуаций, с которыми мы сталкиваемся. А это автоматически приносит чувство разочарования.
Разочарование – лучшая из колесниц, которой следует пользоваться на пути дхармы. Оно не подтверждает существования нашего эго и его сновидений. Однако, если мы погружены в духовный материализм, если мы рассматриваем духовность как некую часть нашего накопления учености и добродетелей, тогда, разумеется, весь процесс самоотдачи оказывается полностью искаженным. Если мы рассматриваем духовность как способ создания удобства и покоя, тогда всякий раз, испытывая нечто неприятное, переживая разочарование, мы стараемся дать этому факту рассудочное объяснение: «Конечно, это, должно быть, акт мудрости со стороны гуру; потому что я знаю, я совершенно уверен, что гуру не делает ничего вредного. Гуруджи – совершенное существо, и все, что он делает, делается для меня, потому что он – на моей стороне. Так что я смогу себе позволить раскрыться, могу без опасений покориться ему. Я знаю, что гуру ведет меня по верному пути». В подобном отношении есть что-то не совсем правильное. В лучшем случае оно простодушно и наивно. Мы порабощены вызывающим благоговейный страх, вдохновляющим, величественным и красочным аспектом «гуруджи», мы не смеем вообразить себе никакого иного отношения. Мы выработали в себе убеждение, что все переживаемое нами представляет часть нашего духовного развития. «Я сделал это; я пережил это; я сам себя сделал; я знаю почти все, потому что прочел книги, и они подтверждают мои верования, мою правоту, мои идеи. Все совпадает».
Мы можем проявлять сдержанность еще и потому, что по-настоящему вовсе не проявляем покорности, чувствуя себя этакими утонченными, многоумными и почтенными людьми. «Разумеется, мы не можем отдаться этой грязной заурядной уличной сцене реальности». У нас появляется чувство, что каждая ступень на пути, по которому мы идем, должна быть прямо лепестком лотоса, и мы вырабатываем особую логику, которая соответствующим образом объясняет все, что с нами происходит. Если мы падаем, мы заранее обеспечиваем себе мягкое падение, предотвращаем внезапный толчок. Но покорность не включает в себя подготовки мягкого падения; она означает просто падение на твердую обычную почву где-то на каменистой дикой окраине. Если мы открыты, тогда мы падаем на то, что есть.
Согласно традиции, покорность символизируется такими видами практики, как простирание: это действие падения на землю с жестом покорности. В то же время мы раскрываемся психологически и полностью отдаемся, отождествляя себя со всем самым низким, признаваясь в своих несовершенных и грубых качествах. Нет ничего, что мы боялись бы утратить, поскольку мы отождествили себя с самыми низкими элементами. Делая это, мы готовимся к тому, чтобы стать сосудом, пригодным для восприятия учения.