Довернул чуть машину, увеличил угол пикирования, и два рядом стоящих тягача начали быстро увеличиваться в прицеле. Подумал: "Пора!" Первая пулеметная очередь ― недолет, вторая ― ближе… Теперь как раз!
Большой палец правой руки утопил два раза нижнюю большую гашетку на ручке управления, и из-под крыльев его машины в реве пламени унеслись к земле четыре реактивных снаряда ― двести е лишком килограммов стали и взрывчатки.
Взгляд от прицела вверх: самолет Сергея уже снова забирался в небо. Иван в наборе высоты догнал самолет лейтенанта.
― Сережа, я на месте. Справа!
― Вижу, командир! Моя левая половина цели! Твоя ― правая!
Стрелок Ремизов слушал разговор летчиков и после того, как они замолчали, вступил в разговор с Сохатым:
― Командир, там бомбить уже нечего. Влупили по первое число, на полигонную пятерку.
― На поиски другой цели, Петя, ни времени, ни бензина. Добьем этих и домой. Зенитный огонь был?
― Не видел. Наверное, прошляпили, а сейчас разбежались которые уцелели, стрелять будет некому.
Новая атака. Терпилов закончил снижение и боковую наводку самолета на цель на высоте пятидесяти метров. Глядя в прицел, ждал, когда тягачи и пушки появятся на нужной ему отметке для сброса бомб. С такой высоты промазать было просто невозможно. Времени было достаточно, и он учел и величину рикошета бомб от земли, и длину серии из шести осколочно-фугасных пятидесятикилограммовых бомб.
На пикировании Сохатый разглядел, что его половина колонны разбита, и решил свои бомбы положить вдоль колонны. Он отвел свой "Ил" чуть вправо, а потом довернул его на цель. Все машины и орудия после такого маневра легли на осевую черту прицела. Теперь "Илы" летели на колонну сходящимися курсами, но перспектива пересечь линию пути самолета Терпилова после того, как он уже сбросит бомбы и пройдет цель, ― не беспокоила Ивана: он видел впереди идущего, а замедление на взрывателях в семь секунд обеспечивало полную безопасность.
Самолет ветром чуть уносило с дороги в сторону, и Иван довернул его. Прошло несколько секунд, и машина Сохатого вышла на расчетную дальность. Сброс… Нажата кнопка автомата. Бомбы ушли.
Но Сохатый не успел осмыслить итога своих действий: перед носом самолета выросли фонтаны земли, клубы дыма, через рокот мотора прорвался грохот взрывов, "Ил" подбросило, с металлическим лязгом ударило чем-то, завалило на крыло. Еще, еще и еще!…
Первая мысль: "Взорвались боеприпасы в колонне… Нет, бомбы Сережи!"
Вырвав машину из ада, Иван почувствовал сладковато-приторный запах сгоревшей взрывчатки, горько-кислую землю на зубах, очки от попавшей в кабину пыли и гари затуманились, и он снял их.
― Петя, как ты?
Молчит. Или убит, или радиотелефон разбит…
― Сережа! Как у тебя?
― Хвост побит. Лететь можно, Сами целы? Как у вас?
― Досталось. Не знаю, как мотор. Лечу. пока. Пошли напрямую к линии фронта.
Сохатый подвел свою машину совсем близко к самолету Терпилова.
― У меня стрелок молчит, видишь его?
― Не видно. На вашей машине снизу здорово побиты фюзеляж, крылья и моторная броня. Снизу течет что-то.
― Теперь и я по приборам вижу: падает давление масла и вода закипает. Не дойду. Мотор сдохнет.
― Я рядом сяду, заберу.
― Запрещаю. Твой самолет тоже изрядно побит. Набирай метров сто пятьдесят, я под тобой спрячусь. Выберу местечко на отшибе и сяду, пока не заклинило… Надо, чтобы сейчас тебя одного видели.
Терпилов поднял машину, а Иван прижался своим "Илом" к земле.
― Командир, сяду я. Вместе воевать будем на земле, если не улетим.
― Запрещаю! От места, где мы "шумели", ушли километров на семь. Оставшиеся живые нас давно не видят. Новых нет. Место тут спокойное. Ближе к линии фронта ― войск больше. Опаснее… Сажусь. Масла нет. Живы будем придем. С бомбами разберись. Уходи по прямой, не жди, а то будешь демаскировать. Привет ребятам!
― Понял, командир! Ни пуха ни пера тебе. Ждать буду!
Сохатый пролетел еще с километр в кильватере за выше идущим самолетом и стал садиться без шасси и закрылок, решив, что такое приземление безопасней, если старые окопы или канавы под снегом. Да и лежащий на фюзеляже самолет хуже видно издалека. Лишь бы момент посадки прошел незаметно. А позже если и углядит кто-то, ну и что с того; немецких и наших машин сейчас валяется по всей земле-матушке ― не счесть. Могут даже и не подойти.
"Ил" коснулся поля мягко и, резко затормаживаясь, со скрежетом пополз по промерзшему пахотному бездорожью, в задней кабине звонко ударило каким-то железом о железо. Лопасти пропеллера, сгибаясь от удара, провернулись в последний раз, бросая землю на кабину, и крутыми рогами замерли в неподвижности. Скрипа и ударов, тряски и бросков, учащенного сердцебиения хватило секунд на пятнадцать, а показались они долгими. Сколько мыслей тревожных успело промелькнуть. … Почти неожиданно Сохатого охватила .тишина. Посадка закончилась, снежный туман, перемешанный с черноземом и травой, опал. Взору открылся близкий горизонт. "Никого!… Может, пронесет? Сразу не перехватят, так уйдем. Светлого времени-то чуть больше часа осталось".
Сохатый открыл фонарь кабины, осмотрелся. Тихо позвал: