Преодоление

На малой высоте, маскируясь в лучах низкого солнца, он вышел на свою территорию, перелетел через Днепр и отправил истребителей вперед себя на посадку. Он еще не знал, как посадит машину: на большой скорости не хватало силы удерживать "Ил" без крена и на прямой, но едва уменьшал скорость, разбитое крыло теряло опору в воздухе и самолет опрокидывало на бок. Ивану хотелось немедленно сесть, потому что он представлял непоправимо трагический исход полета, если вдруг из-за повреждения взрывом лопнет какая-нибудь тяга управления. Но посадка "вне дома" делала вылет пустым, а риск неоправданным: если батарея сменит огневую позицию ― надо будет искать ее снова. Ему или кому-то другому вновь придется играть со смертью.

Показался аэродром. Посадочная полоса оказалась свободной. Иван выпустил шасси и начал потихоньку снижаться. Внимание его теперь сосредоточилось на одном: сделать так, чтобы "Ил" побежал по земле на скорости больше посадочной на целых пятьдесят ― семьдесят километров, покатился без отскока, который мог бы его опрокинуть. "Как только самолет коснется колесами земли, надо сразу же выключить мотор". Иван не сомневался, что посадит самолет, хотя раньше ни ему, ни кому-либо другому в полку не приходилось проводить такой эксперимент. "Главное сохранить спокойствие и рассудительность ― только это может спасти самолет и экипаж. Если покрышки колес не повреждены, все обойдется".

Нажал на рычаг включения тормозов колес ― тормозные камеры держали воздух. Это уже удача. И все же: если пробита одна из покрышек, то разворот на пробеге не исключен, а тормоза не хватит. "Ничего, тогда сразу уберу шасси и положу "Илюху" на фюзеляж ― вреда ему при ползании будет меньше, и нам с Петром безопасней".

― Стрелок!

― Слушаю, командир!

― Когда будем садиться, могут быть осложнения. Смотри, чтобы при резком торможении тебя не ударило затылком о бронеплиту, а по губам пулеметом.

― Понял. Как скажешь "садимся", я на пол кабины сяду, а пулемет в сторону выкачу и придержу.

Сохатый подводил самолет все ближе к полосе, стараясь поставить его колесами на землю почти из горизонтального полета. Наконец он почувствовал, что колеса коснулись земли, и он тут же выключил мотор и взялся рукой за кран уборки шасси, настороженно вслушиваясь в поведение машины. Самолет пробежал метров триста ― четыреста по прямой на колесах, а потом опустил хвост на заднюю опору. Иван успокоился: покрышки были целы, а тормоза исправны. Остановились. Самолету повезло: корежить его при посадке на брюхо не пришлось.

В наступившей тишине, в отсутствие рабочих вибраций, Сохатый с удивлением услышал, что все его тело дрожит, а из глаз льются слезы. И он понял, что дрожь и слезы не от страха, а от резко наступившего облегчения.

"Ничего, пока подъедут люди ― это пройдет". Вытерев рукавом пот и слезы с лица, он открыл фонарь, затем расстегнул привязные ремни и парашютные лямки и, поднявшись из кабины, сел на ее борт.

Прошла целая минута, пока из второй кабины показалась улыбающаяся физиономия стрелка. Убедившись, что Петр цел и невредим, Сохатый спрыгнул с крыла на землю и лег на спину, разбросал руки и ноги в стороны и закрыл глаза: спину ломило, а дрожь в руках и ногах не проходила. Иван, как сумел, расслабился. Слушал свое тело и явственно ощущал, как с него стекало в землю напряжение.

Услышал, как стрелок, громыхнув сапогами по металлу крыла, спрыгнул на землю, шагнул к нему и тревожным голосом спросил:

― Что с тобой, командир? Ранен?

Иван открыл глаза, потянулся, как после сна.

― Нет, целый! Просто отдыхал. Посмотрим пробоину? Молодец, "Илюха".

Сохатый нырнул под разбитое крыло: через пробоину виднелся большой кусок неба.

― Ремизов, иди сюда! Становись рядом.

Места в дыре хватало на двоих. Рваные лохмотья дюраля по краям пробоины не помешали им встать во весь рост.

― Теперь видишь, что такое "Ил", Петя? Любая другая машина потеряла бы крыло в воздухе. А эта летать будет.

― Уразумел, командир. Спасибо Ильюшину и рабочим за такую машину. Сколько раз она уже нас выручала, да и не нас одних… ― Ремизов посмотрел в потное, осунувшееся лицо старшего лейтенанта и только теперь по-настоящему понял, что жизни их висели на волоске. Вспомнил, что в случае удачной разведки планировался второй, уже групповой вылет. Непроизвольно спросил: ― Командир, еще полетим?

― Обязательно. И чем быстрее, тем лучше.

Подъехал командир полка.

― Сохатый, вылезай! Рулить можно или нет?

― Можно. Мотор и тормоза исправны. А по-другому было не посадить.

― Вижу… Нашел?

― Разыскал пушкарей. Надо быстрей лететь.

― Тогда поехали к летчикам. Самолет без тебя уберут.

Через пятнадцать минут Сохатый вновь был в воздухе. Он вел эскадрилью за Днепр, имея только одну задачу ― уничтожить найденную батарею.