Читаем Преодоление полностью

"Идет состав, торопится и меня не видит. Пора!" Сохатый дважды нажал на боевую кнопку пуска реактивных снарядов. Два залпа по четыре снаряда с визгом ушли вперед. Попал или нет, увидеть не успел. Самолет уже проскочил цель.

"Что делать? Искать новый объект для второго удара или вернуться и сбросить на состав бомбы? Лучше вернуться. На взрывателях поставлено замедление, может, пронесет. Чем журавль в небе, лучше синица в руках. Возвращаюсь!"

…Самолет летел теперь прямо над дорогой навстречу составу.

"После первой атаки прошло минуты полторы, ― думал Сохатый. ― Если есть солдаты в вагонах, то они еще не успели повыскакивать… А вот и красная змея. ― Иван заметил разбитый паровоз. ― Попал".

…Вниз пошли серией шесть осколочно-фугасных. Стокилограммовые "чушки" со скоростью восемьдесят метров в секунду бились о крыши, ломали доски и, прорвавшись внутрь вагонов, крошили и рушили все, что попадалось. Самолет шел над составом на высоте пятнадцати ― двадцати метров. Промахнуться невозможно.

…Вновь слег бил по самолету и стеклам кабины косыми, плотными струями. Чтобы не потерять из виду землю, Иван попытался снизиться. На высотометре стрелка пошла влево от нуля на минусовое деление… Земли не видно. Внутри у Сохатого все напряглось и сжалось от ожидания столкновения. "Пойду вверх. Худа без добра не бывает. Если не справлюсь с полетом в облаках ― выручит парашют… Только бы добраться до своих".

Высотометр показывал сто пятьдесят метров ― чудовищно большая, безопасная высота но сравнению с тем, что было.

Иван подвигался, насколько позволяло сиденье, расслабил мышцы спины и ног. Подышал глубоко и почувствовал ― скованность прошла.

"Ил" набрал триста метров. Иван осторожно развернул машину на нужный курс, пытаясь более точно представить свое местоположение: "При выходе из облаков над своей территорией не проскочить бы линию железной дороги, связывающей Великие Луки с Ржевом. Севернее улететь мне никак нельзя. Там местность холмистая и выше, чем на юге, поэтому пробивать облака будет намного опасней. Но опасны не только холмы. Проскочу "железку" ― и не найду нужных ориентиров, не попаду на аэродром…"

Развернувшись, он пытается удержать самолет на правильном курсе, но "Ил" самовольно уплывает в сторону. Иван доворотом вновь возвращает самолет на отметку компаса "семьдесят градусов", но как только заканчивает разворот ― все повторяется: "Ил" уходит с курса.

"В чем же дело? Чертовщина какая-то. Авиагоризонт показывает прямой полет, а компас вращается. Не могут же у меня компасы все время отказывать. На днях картушку компаса заело на крутом развороте, едва выбрался от фашистов. Теперь, видишь ли, она останавливаться не хочет. Пойду выше, надо выбираться за облака".

Сохатый добавил мотору мощности. "Ил" восходящей спиралью полез вверх. Но тут к непокорному компасу добавился ледяной налет ― сначала на лобовом стекле, а потом и на крыльях.

"Час от часу не легче… Пришла беда ― отворяй ворота. Теперь уж только вверх. Другого выхода нет".

На высоте тысяча восемьсот метров обледеневшему самолету удалось-таки выбраться в межоблачную прослойку. Через верхние, жиденькие облака просвечивало солнце… Оно выручило Ивана, дало ему возможность отдышаться, немного расслабиться. Спину ломило, пот заливал глаза, но выигранное сражение с облаками давало ему возможность накопить силы для дальнейшей борьбы.

Снова разворот на семьдесят градусов… Сохатый устанавливает самолет в горизонтальный полет, ориентируясь на верхнюю кромку облаков. Снова взгляд на компас: отметка картушки с цифрой "семьдесят" стояла неподвижно против курсовой черты, а на авиагоризонте силуэтик самолета показывал крен около семи градусов.

"Спокойно, Ваня! Компас исправен. Исправен и авиагоризонт. Только надо устранить в нем крен. Заарретировать его и снова включить в работу. Вот так. Теперь можно лететь, благо горючее есть".

Самолет шел в узком облачном туннеле, Сохатый отдыхал от пережитого. Теперь он замечал спокойную красивость белопенной равнины. Солнце с правого крыла праздничным потоком света пробивало облачную крышу, отчего слева на нижних облаках появилась быстро летящая тень самолета. Поток солнечных лучей дробился миллионами ледяных кристаллов, находящихся в межоблачной прослойке, и черный силуэт "Ила" от этого обрамился ярким кольцом радуги. Из озорства лейтенант откатил боковой бронированный фонарь назад и с интересом стал рассматривать на облаке свою тень со светящимся венчиком вокруг головы. Увидел ― и беззаботно, весело рассмеялся, как будто впереди ждала полная житейская ясность. "Летишь, пилот, как ангел. Как-то и где только сядешь?" Иван надвинул, захлопнул фонарь. Занялся самым важным сейчас ― курс, скорость и время полета надо было переложить на карту, определить, где он находится.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии