Преображения еврея

Молоденькая минская подпольщица за помощь побегу советских офицеров из немецкого плена была публично повешена вместе с двумя подпольщиками. На груди у казнённых висели доски «Мы партизаны». Немецкая фотография казни попала в советские руки после освобождения Минска и стала в прессе и в музеях общеупотребительным воплощением героизма белорусских партизан и подпольщиков. Особенно выразительна была девушка. В подписях к фотографии именовали мужчин: Володя Щербацевич и Кирилл Трус, а девушку - «неизвестная». Её в Минске быстро опознали: Маша, Мария Борисовна Брускина, 17-летняя еврейка, но она и спустя полвека после войны обозначалась в белорусской пропаганде как «неизвестная».

Во Второй мировой участвовало 434 тысячи советских евреев. Таковы данные российского Института Военной истории, их приводит Александр Солженицын - значительнейший сегодня русский писатель, взбудораженный еврейской темой. Он пишет по поводу «евреи не воевали»: «Вопреки расхожему представлению, число евреев в Красной Армии в годы великой Отечественной войны было пропорционально численности еврейского населения, способного поставлять солдат; пропорция евреев-участников войны в целом соответствует средней по стране» [19, 363-4]. И тут же выясняет, что евреи, однако, воевали не вполне пристойно, далеко от «смертной передовой»: много было среди них врачей, интендантов, журналистов, артистов - «Под слово «фронтовик» кто только не самоподгонялся». Сославшись на национальный состав двухсот стрелковых дивизий, где в 1944 г. евреев насчитывалось 1,14% при их доле в населении СССР 1,78%, строгий Солженицын находит недостаточным их количество среди пехотинцев, массово погибавших на передовой [19, 367]. Поэт Борис Слуцкий, фронтовик-пехотинец, задолго до Солженицына замечал в своих «Записках» вроде бы с ним едино: «В пехоте евреев было мало. Причины: первая - их высокий образовательный ценз, вторая - с 1943 года в пехоту шли главным образом крестьяне из освобождённых от немцев областей, где евреи были полностью истреблены». Но по разным данным в годы войны в Красной Армии около трети евреев-фронтовиков служило в пехоте (а с артиллеристами, сапёрами и связистами примерно 40 процентов) и среди евреев-Героев Советского Союза пехотинцев та же доля. Один из них, лейтенант Иосиф Бумагин в 1944 г., подобно Александру Матросову в 1943 г., закрыл в бою своим телом стреляющий немецкий пулемёт. Другие, для примера, Герои: младший лейтенант Абрам Зиндельс в 1943 г. в бою за Мелитополь, окружённый немецкими солдатами, гранатой подорвал себя вместе с ними; 19-летний ефрейтор Михаил Очерет в феврале 1945 г. возле Одера остановил атакующую танковую колонну немцев, бросившись с гранатами под передовой танк [2, 106, 130-1]. И среди 12 евреев, заслуживших полный набор солдатских орденов Славы (почитаемый наравне с Золотой Звездой Героя Советского Союза) пехотинцев было четверо, треть, более солдат других родов войск (3 артиллериста, 2 сапёра, 2 связиста, 1 танкист). Вот один из той четвёрки - Семён Меерович Бурман, он ещё до орденов Славы был отмечен орденом Красной звезды и тяжёлым ранением, после которого вернулся на фронт. И за 8 месяцев: в сентябре 1944 г. под Варшавой в бою убил 18 немцев - получил орден Славы 3-й степени; в феврале 1945 г. в Германии расстрелял из пулемёта в упор больше пятидесяти атаковавших его гитлеровцев - заслужил Славу 2-й степени; в марте, возглавив после ранения командира взвод, переправился с ним через Одер и удерживал позицию до подхода своих, убил в бою 57 немцев, был ранен, но остался в строю и довоевал до победного мая 1945 года, когда и получил золотой орден Славы 1-й степени.