Читаем Премьера без репетиций полностью

– Вот и я тоже, – вздохнул Паисий, – не удержался, взял кое-что, когда ходил с мужиками в имение. Все одно бы раскурили. Я полагаю, взять книги – это не грех…

«Вот как? – насторожился Алексей. – Он тоже был в усадьбе! А потом убили Акима. Интересно…»

– Да, молодой человек, – Паисий продолжил разговор за столом, – в удивительное время живем. Испытания великие прошли. Какие еще будут – то неведомо…

– Да разве кто знал свое будущее? Неинтересно.

– Может быть, так. Но хочется знать, что там, за пределом того продвижения, что нам отпущено. Рай вселенский или ад жестокий. Ибо сказал господь: истреблю с лица земли человеков, которых я сотворил… Не находите, что к этому идет?

– И вы в это верите? В такой мрак?

– Сомневаться человеку необходимо! Так учил Блаженный Августин, – лукаво усмехнулся учитель. – Однако согласитесь: сильно смахивает на то, что несут эти, которые за кордоном.

– Немцы?

– Вот именно! Только скорее фашисты… А Библия – умнейшая книга, первый учебник человечества. Вы в бога верите?

Алексею в вопросе послышалась каверза.

– Верю, понятно. На службу хожу. Посты соблюдаю…

– Ах, если бы хождение на службы и соблюдение постов делали человека лучше! Бог, он ведь что? Он – символ. Главное, чтоб человек, оглядываясь на символ, стремился к совершенству.

Разговор заинтересовал Алексея, но некоторые повороты настораживали. Откровенность – хорошо. А если провокация? Не было же Паисия несколько дней. Как проверишь, что все эти дни он провел именно в Белой Веже?

– Вы, Паисий Петрович, несколько раз повторили «совершенство, совершенство». А где оно, совершенство?

– Абсолютного совершенства нет! И не будет никогда! Зато есть стремление к нему. Человечество все больше добреет, все больше умнеет…

– Доброты что-то не слишком много я видел, пока по дорогам скитался, – перебил Алексей. – Да и здесь…

– Так сразу все не могут стать добрыми. По нескольку капелек добра каждое поколение в огромном мире зла добавляет. Добро – это просто: когда человек может и дает что-то ближнему своему. Не вещи, нет! Душу, тепло свое.

– Можно подумать, зло само добровольно отдаст свои позиции.

– Ни в коем случае. Зло тоже стремится к совершенству. И оно – о, не сомневайтесь, – умеет захватывать и души, и тела. Средства, полагаю, известны: богатство, которое крепче стен отгораживает человека от других людей. Слава, которую незаслуженно свалили на голову недостойного. Власть – в руках жестокого… Да мало ли… Еще в Экклесиасте сказано: и обратился я и видел под солнцем, что не храбрым достается победа, не мудрым хлеб, и не у разумных богатство, и не искусным благорасположение…

– Хорошо. Так что же делать?

– Бороться! Я думаю, что порядочные люди каждого поколения должны объединяться, чтобы противостоять злу. Как можно больше добра! Ну а если зло сопротивляется этому – то добро нужно утверждать насилием!

Алексей почувствовал: вот оно, главное!

Он так занялся своими мыслями, что вполуха слышал продолжение фразы:

– …но насилием, порожденным как ответ на насилие. И даже в нем должна сохраняться идея добра: любящих меня – и я люблю…

Паисий замолчал и вопросительно посмотрел на Алексея. Тот, очнувшись от своих раздумий, решил задать еще один вопрос:

– Крестоносцы тоже добро вроде делали… Насилием…

– Любящих меня – и я люблю, – снова не совсем ясной фразой ответил Паисий.

Это были слова пароля. Те самые, что сказал Астахов.

Алексей тогда удивился их религиозному оттенку.

– …И ищущие меня – найдут меня, – неуверенно ответил он, еще подозревая, что здесь простое совпадение.

– Ключик проверять будем? – улыбнувшись, спросил Паисий. Алексей стянул через голову веревочку с ключом и отдал Паисию. Тот вставил его в замок, который висел у него на сундучке, и повернул… Дужка, слабо щелкнув, отошла.

– Ну что же, прекрасно… – Учитель вернул ключ.

Беседовали они долго и не спеша.

Паисий подробно рассказал Алексею все, что знал о Барковском, о банде.

– Но как найти их пособников, – Паисий кивнул за потемневшее окно, в сторону болот, – не знаю.

– Хоть какой он, этот Барковский? Я ведь его ни разу и не видел, когда жил здесь. Внешность вы можете описать?

– Описывать словами? Бог мой, как я мог забыть. Надо было об этом вспомнить в городе, да что уж теперь… Хотите сами увидеть?

– Увидеть?

Алексей заинтересовался. Астахов просил по возможности узнать приметы бандитов. Правда, из-за сложности он считал это маловероятным. А тут…

– Да. Два года назад церковь нашу расписывали. Пан потребовал, чтоб его с детьми в лике святых изобразили. С тех пор тот угол во время служб пустует.

– Взглянуть бы на этого святого бандита? Церковь-то закрыта.

– Церковь закрыта. Ключ у священника, а он пропал.

– Может, взломать?

– Не стоит. Вдруг церковь заперта не случайно? Впрочем, можно посмотреть ночью.

– Ночью?.. Почему ночью?

– Днем несподручно. Привлечем внимание. На окнах там решетка, сами окна узкие. А вот на крыше листы железа отошли. Можно оттянуть и пролезть. Вы – человек молодой, тренированный. Залезете – поможете мне…

– Зачем вам?

– Я покажу, где это.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза