Премьера без репетиций

А вокруг Владислава собралась уже порядочная толпа. Спорили. О чем, естественно, было не слышно, но по жестам догадывался. Видимо, придя наконец к согласию, вооруженные мужики повели пленного к сараю, что стоял посередине деревни. Повесили большой замок. Двое остались сторожить. Чеслав обрадовался. Эта парочка не серьезное препятствие. Тем более ночью. Только долго они еще колобродить будут? Словно и не собираются расходиться. Ага, пошли. Ну, ну!

Однако к тем двоим, что сидели у сарая, подошли еще три мужика. Уселись поудобнее. Развели костерок.

Это уже хуже. С пятерыми, пусть дураками, но вооруженными, в одиночку не справишься.

Вот и коня подвели к костру. Все ясно. Тот кряжистый, он у них «солтыс» – новый совдеповский староста. Что-то объясняет парню, который взобрался на коня. По какой дороге поедет? Если в город – дело пустое. Не догнать.

Парень пришпорил коня и направился в сторону Чеслава. Точнее, в сторону заставы, по дороге, над которой так удобно устроился Чеслав.

Он соскользнул с дерева, быстро обулся, одним движением снял пояс с тяжелым пистолетом, положил на траву автомат, рядом пристроил саквояж, достал кинжал и затаился…

Конь всхрапывал. Чеслав, успокаивая, похлопывал его рукой по холке, поправлял перекинутое у седла мертвое тело. Наконец он добрался до болот. Спрыгнул с седла. Зайдя в кусты, сбросил наземь мертвого. Конь всхрапнул, но заржать не смог. Чеслав рукой зажал ему ноздри, захватив уздечку, потом быстро выхватил нож, резко и сильно полоснул по шее животного.

Полоснул и едва успел отскочить. Тугая темная струя ударила по веткам. Жеребец сделал шаг, другой и рухнул на колени, с треском подминая молодые ветки кустарника. Кровь уже не хлестала, а вытекала из раны пульсирующим ручейком. Коня было жалко. Но следы оставлять нельзя…

Чеслав подошел к телу, обыскал убитого. Нашел бумагу и, не глядя – чего увидишь в такую темень? – сунул в карман куртки.

Вернулся к деревне и еще полночи бродил у околицы, как голодный волк, выжидая момент. Но горел костер у сарая и стражи не спали.

…Уже под утро, усталый и грязный, он ввалился в землянку. Пан Барковский в накинутой на плечи шинели сидел у стола и читал. В углу рассматривал какие-то бумаги Кравец.

– Что? – глухо спросил пан.

– Там… Владека…

Барковский медленно поднялся, неотрывно глядя на Чеслава. Даже в тусклом свете свечи было видно, что лицо его побледнело, будто покрылось инеем. Кравец встрепенулся и с интересом стал наблюдать за происходящим.

Пану мешал стул. Он отбросил его. Подошел твердым, чересчур твердым шагом к Чеславу, больно взял его за подбородок.

– Жив? – спросил, как выдохнул.

– Да… – быстро ответил Чеслав.

– Где?

– Мужики из Мокрого Бора захватили.

– Мужики, – протянул Барковский. – А ты почему здесь?

В глазах его не было презрения – это бы Чеслав понял и простил. В глазах пана была гадливость. Полковник еще секунду посмотрел на Чеслава, губы его дернулись в брезгливой гримасе, и он оттолкнул своего ординарца, будто выбросил что-то мерзкое и осклизлое.

Так с Чеславом еще никто не рисковал обращаться.

– Оставьте нас, пан Кравец, – властно сказал Барковский.

Дождался, пока тот вышел, и строго сказал:

– Ну, отвечай!

– Я не мог один, – сквозь зубы ответил Чеслав. – никто бы не смог! Их слишком много. Они человека на заставу отправили. Я перехватил. Вот письмо. До полудня, пожалуй, не хватятся. Ждать будут… И саквояж в целости.

Он грохнул им по столу.

– Саквояж, – то ли повторил, то ли переспросил Барковский из другого угла землянки. Он стоял спиной к Чеславу. Потом развернулся и громко приказал: – Поднимай людей! Выступаем!

– Не буду, – резко ответил Чеслав.

– Что такое? – опешил Барковский.

– Сгинем в трясине. Темно еще. Я один еле-еле прошел. Да и устал. Ближе к утру выступим.

– К утру… – эхом повторил Барковский. Он раздумывал. Хладнокровие вновь вернулось к нему.

– Если что с Владеком… ты пойдешь за ним. Понял?.. Пока отдыхай. Через час рассветет и выступаем. В Мокром Бору всех – под корень. Дома запалить! И уходим. Все, хватит! Поиграли! Ты со мной… если Владек жив, – добавил тихо.

Подошел к столу. Поднял стул. Вновь раскрыл книгу. Чеслав вышел из землянки. Его душила злоба. Он прошел мимо хотевшего о чем-то спросить Кравца, даже не взглянув в его сторону.

21 октября 1939 года

6.00. Болота

Всю ночь накрапывал нудный мелкий и холодный дождь. И только под утро тучи медленно отползли за горизонт, теряя по дороге рваные куски, и на небе тускло засветила болезненно-белая луна, давшая земле не столько свет, сколько еще больший сырой холод…

На заре Чеслав хмуро обошел бункеры. Люди поднимались неохотно, глухо матерясь спросонок. Завтрака не было. Вместе с оружием и патронами брали с собой сухой паек. Собирались на полянку между бункерами.

Барковский уже прохаживался там, нетерпеливо поглядывая на часы, хотя отряд собрался как обычно – быстро.