Премьера

— Нет, ничего не случилось.

— Ну, меня-то вы не обманете. Ну-ка, признавайтесь! — решительно потребовала Антонина Владимировна.

Пришлось признаться.

— Что же вы об этом раньше не сказали? — упрекнула Грибанова.

— А зачем?

— Ну хотя бы затем, что как раз я-то и могу вам помочь. У меня есть комната, в которой я практически не живу. Правда, там очень шумно, собственно, из-за этого я и перебралась к сестре. А вы пока и там перебьетесь, все-таки лучше, чем ничего.

После репетиции она повела его смотреть комнату.

Еще в начале двадцатых годов весь первый этаж этого старого двухэтажного дома на Плющихе был отведен под общежитие пекарей. В нем было двенадцать комнат, в каждой вначале жило по три-четыре человека. Потом кто-то женился, кто-то вышел замуж, пошли дети, и к концу тридцатых годов население общежития увеличилось почти вчетверо. Миграция его была ограничена в основном территорией внутренней, кто-то просто перебирался из одной комнаты в другую. В результате многоходовых комбинаций отдельно стали размещаться холостяки и семейные, пока не начало приносить приплод очередное поколение. Тут уж никакие комбинации не помогли, в каждой комнате оказалось по две, а то и по три семьи, отделенных ситцевыми занавесками и самодельными фанерными ширмами.

В середине пятидесятых годов, когда началось массовое жилищное строительство, некоторые многодетные семьи получили квартиры, опять произошло великое переселение народов, в результате которого Грибановы получили отдельную комнату. В начале семидесятых годов, когда почти одновременно умерли родители Антонины Владимировны, комната осталась за ней.

Это была довольно большая угловая полукруглая комната с тремя огромными витринными окнами — говорят, когда-то здесь размещалась булочная. Тротуара возле дома не было, и поэтому казалось, что весь уличный транспорт проходит прямо через комнату.

— Вот почему я и не могу тут жить, — пояснила Антонина Владимировна. — Пыталась обменять хотя бы на малюсенькую, но никто переезжать сюда не соглашается. К тому же в квартире на сегодняшний день все еще проживает сорок два человека. Если это вас устроит, живите.

— Спасибо, Антонина Владимировна! — от души поблагодарил Виктор. — Признаться, я уже и не мечтал об отдельной комнате.

— Ну, мечтать тут не о чем, а теперь при большой нужде и это можно. Вот ключи. В коридоре висит график уборки мест общего пользования, примерно раз в два месяца вам придется этим заниматься. Несмотря на большую скученность, здесь поддерживают почти идеальную чистоту.

Только когда вышли на улицу, Виктор осмелился спросить о плате.

— Да вы что, какая плата! — возмутилась Антонина Владимировна. — Я же вам ее не сдаю, а приглашаю. И не заикайтесь. Вот за свет и за газ будете вносить в общую казну, а остальное я сама оплачу.

— Но мне, право же, неудобно…

— Перестаньте! Может, жене вашей и не понравится еще…

3

Но Марина была в восторге. Ее не смущали ни страшный шум и грохот за окнами, ни толкотня в кухне, ни очереди в туалет по утрам. По натуре общительная, она не только быстро сошлась с соседками, а даже нашла среди них одинокую старушку, согласившуюся домовничать и приглядывать за Сережкой. Через два дня Марина уже устроилась работать диктором на радио.

Поскольку пекари работали в три смены, то жизнь в квартире не затихала ни на минуту. Круглосуточно на кухне гремели кастрюли и сковородки, а в коридоре по обшарпанному столу смачно шлепали донельзя засаленные карты. Пекари обожали играть в петушка и в девятку, они сражались денно и нощно, одна смена уходила на работу, ее место занимала другая. За стол садились прямо в нательных рубахах и малиновых кальсонах (пекари почему-то предпочитали именно этот цвет) и в выражениях не стеснялись, хотя тут же крутились дети.

В дни авансов и получек пекари сбрасывались по рублишку или по два, звали дворника дядю Петю, и он играл на балалайке. Иногда чуть не до рассвета пели старинные протяжные песни, но чаще всего дело кончалось всеобщей потасовкой. Поэтому в дни зарплаты в коридоре неотлучно находился участковый Леша и, если события развивались мирно, тоже играл в петушка. Поскольку в квартире почти все успели переродниться, то Леша был непременным гостем на свадьбах, поминках и крестинах, которые тоже отмечались исправно, хотя крестить давно уже перестали, да и песни пошли какие-то торопливые, дерганые. Впрочем, Леше они нравились.

Главной опорой Леши в квартире была «комендантша» Дуся. Лет тридцать назад она действительно была комендантом общежития, но потом должность эту упразднили, однако за Дусей остались все прежние права. Она собирала деньги за свет и за газ, вела график дежурств, следила за чистотой и порядком. В отличие от Леши она не старалась растащить дерущихся, а сама раздавала им такие оплеухи, после которых редко кто из мужиков мог устоять на ногах. Комнатка ее была от входа первой по левую руку, на двери ее еще сохранилось квадратное комендантское окошечко. Правда, теперь оно было густо замазано коричневой краской.