Так вот, если бы все делалось по закону, то заняло бы, полагаю, очень много времени. Что и подтвердилось потом, через год, на Конституционном суде по «делу о КПСС». Да и с лидерами августовской попытки «переворота» вот как вышло: думали, раз — и приговор, по-революционному суровый. Ведь выступил же в те дни господин Силаев, премьер-министр России, с предложением расстрелять виновников «августа» как преступников. В верноподданническом экстазе или с перепугу, что ли?! Но как бы тогда выглядели наши «демократы» в глазах страны и мира? Пришлось все-таки завести следствие, адвокатов к нему подключить… И всего-то с десяток обвиняемых. А здесь — девятнадцать миллионов!
Нет, не мог Президент России и стоящие за ним персонажи дать партии столько времени, сохранить за ней столько полагающихся по закону прав, чтобы она смогла к защите подготовиться. Что революционное, что контрреволюционное сознание помутилось на одном и том же — на полном, открытом и массовом беззаконии и циничном попрании самых элементарных норм общечеловеческой морали. С этим, мне думается, разобрались.
К сожалению, принцип «революционной целесообразности», всегда выступавший как прикрытие абсолютного беззакония, господствует и в «демократические» времена. Тот, кто уничтожил КПСС росчерком пера, вступил в нее тридцатилетним человеком и, как он пишет в своей книге — «исповеди», искренне верил «в идеалы справедливости, которые несет партия». Было это в 61-м, а с 68-го Б. Н. Ельцин — на партийной работе, где прошел все ступеньки, начиная от заведующего отделом Свердловского обкома до кандидата в члены Политбюро.
В октябре 1987 года открылся Пленум ЦК, который стал исходным пунктом дальнейших демократических изменений в жизни партии. Об этом Пленуме немало сказано и написано. К тому времени Ельцин уже почти два года проработал в должности первого секретаря Московского горкома КПСС.
О нем сложилось довольно противоречивое мнение. Многие обратили внимание на радикализм в действиях, особенно в кадровых вопросах, и вместе с тем отсутствие интереса к повседневной, будничной работе. При всей правильности самой постановки вопроса о необходимости борьбы с привилегиями, многие из которых действительно стали у народа бельмом на глазу, настораживали разухабистость его заявлений, от которых за версту несло явной саморекламой, и газетная трескотня вокруг него. Но тем не менее Правительство и, насколько мне известно, ЦК поддерживали его в решении жизненно важных для столицы вопросов.
В начале Пленума Ельцин попросил слово для выступления. Оно оказалось резким и не очень уместным (он, кстати, с последним в своей книге соглашается). Горбачев вынужден был зачитать его личное письмо, о котором даже члены Политбюро узнали только в этот момент. Бурное обсуждение и абсолютно бессмысленное избиение «ослушника» дало обратный эффект: как водится на Руси, возник миф о народном герое — гонимом «защитнике угнетенных».
Естественно, возникает вопрос, как выступление Бориса Николаевича, неглубокое, имевшее явный привкус личностного характера, могло вызвать такую реакцию? Этот феномен нельзя рассматривать в отрыве от реального положения, сложившегося в партии и стране.
В это время эволюционные преобразования в политике и в экономике постепенно переходили в радикальную плоскость. В связи с этим наметились серьезные разногласия в партии, началось, еще глухое, оппозиционное движение внутри и вне ее, которое и подхватило диссидентствующего лидера.
Потом, в 1988 году, была XIX партийная конференция, на которой Ельцин выступил хотя и не очень красноречиво, но на этот раз по делу. Если бы к нему тогда прислушались, может, и события в стране во многом пошли бы по-другому: Ельцин считал, что, начав перестройку, сама партия безнадежно и опасно отстает от событий. В финале же он униженно попросил «политической реабилитации». Иными словами — прощения. Однако большинство выступавших затем ораторов, думаю, не без подсказки Генерального и его присных, с привычным пафосом клеймили Ельцина, и в итоге вопрос о реабилитации тихо-тихо сошел на нет. Ореол гонимого народного героя вокруг него засиял еще ярче. Спустя короткое время он с гигантским отрывом от конкурента выиграл предвыборную гонку и стал народным депутатом, несмотря на совершенно глупейшие титанические усилия ему помешать. А ведь прости его конференция, может, и мешать-то не надо было. Более того, если учесть нашу российскую психологию, эта ситуация еще раз прямо помогла ему победить на выборах.