Не буду называть фамилию одного из руководителей среднеазиатской республики – он и поныне там управляет, и управляет особо… Поднимаемся утром вместе в лифте. По чисто восточному обычаю он рассыпается передо мной, высказывается в поддержку наших действий. Проходит два часа, и он с трибуны говорит совершенно противоположное. Как и остальные – громит. С горечью думал я в те минуты о грязи в политике. Я еще работал после этого совещания четыре месяца, но с тех пор он всегда обходил меня стороной. Нет необходимости перечислять всех выступающих. Эйфория суверенности лишала людей, на мой взгляд, способности здраво оценивать обстановку. Классическое «Шапками закидаем!» прямо-таки ощутимо присутствовало на том памятном заседании и в речах «республиканцев», и в речах «центристов». Даже официальные профсоюзы в лице их лидера Щербакова в стороне не остались: он тоже на Правительство достаточно грязи вылил. Любопытно, где этот профсоюзный лидер сейчас, когда цены мчатся вверх со скоростью ракеты, а народ, то есть члены профсоюзов, нищает?
Я выступал дважды. Первый раз пытался довести до сведения всех наши оценки положения дел в стране, говорил о грядущих днях. Это во многом перекликалось с моими тезисами на встрече с Президентом. В конце сказал то же, что и тогда:
– И независимо от того, какова мера вины Правительства в этом вопросе, сегодня главное заключается в том, чтобы объединить усилия для предотвращения нарастающего хаоса в стране. На второй день выступления стали еще жестче. Ночь помогла сгруппировать антиправительственные силы. Экономическое соглашение осталось в тени, мало кто о нем вспоминал. Под конец заседания меня выбросило опять на трибуну. На этот раз у меня не было заготовленных тезисов. Шла жестокая битва, и обращаться к разуму этих людей было равносильно гласу вопиющего в пустыне. Нервы были возбуждены до предела. Они не выдержали двухдневных садистских упражнений. Я бушевал на трибуне, гневно бросал обвинения политиканам, тащившим страну в пропасть.
– И если бы мы не несли ответственность перед народом, – в заключение сказал я, – мы бы ни одного дня не работали в такой обстановке. Только это останавливает нас.
Сошел я с трибуны как в тумане. Вместе с заместителями вышли с заседания. Все были подавлены, я тем более – переживал и за то, что не мог сдержаться. И все же у нас хватило сил и разума, чтобы сделать коллективный вывод: уходить сейчас нельзя. Это будет не только наше поражение. Надо бороться. Тем более что на заседании Горбачев все же предложил Силаеву не направлять на рассмотрение Верховного Совета России программу «500 дней», а Правительство Союза, в свою очередь, должно придержать собственную программу. На том и разошлись. То, ради чего собирались – экономическое соглашение на 1991 год, – ушло в тень, забылось. Его все же подписали, но много позже, с огромным для дела опозданием, когда я уже лежал в больнице…
1 сентября я подписал проект правительственной Программы и дал указание не отправлять его в Верховный Совет. Я выполнял договоренность. Но каково же было мое удивление, когда через два дня я узнал, что Программа «500 дней» роздана депутатам парламента России и начато ее обсуждение! То ли Силаев элементарно обманул нас, нарушил данное им самим слово, то ли с ним не посчитались.
Но факт оставался фактом: компромисса не получилось. 3 сентября раздали, 10-го уже обсудили. Всего семь дней на изучение документа, на его обсуждение, а в нем ни много ни мало 286 страниц. Серьезен ли срок, когда речь идет о «судьбоносном» решении?..
После этого я позвонил Президенту.
– Михаил Сергеевич, договоренность нарушена, обсуждение Программы «500 дней» началось. Что ж, тогда и я не стану молчать. Отправлю нашу Программу в Верховный Совет Союза.
Горбачев был лаконичен:
– Отправляй. Твое право.
Я и отправил. Только по горбачевскому ли распоряжению или по лукьяновскому разумению, но проект наш не был роздан всем членам Верховного Совета, а лишь председателям комитетов и комиссий. А уже 11-го мне пришлось по регламенту выступить на сессии с докладом о подготовке единой общесоюзной Программы перехода к рыночной экономике. Горбачев на сессии присутствовал.