Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?

В октябре 1988 года в ЦК партии прошло совещание, посвященное проблемам перерабатывающей промышленности. На нем собрались, как обычно, первые секретари обкомов и крайкомов, директора предприятий, руководители совхозов и колхозов. Я выступал с основным докладом. Главная моя мысль состояла в том, чтобы самим и как можно быстрее увеличить выпуск оборудования для перерабатывающих отраслей.

Было ясно, что Министерство машиностроения для легкой и пищевой промышленности не справится ни с темпами, которые диктовались остротой ситуации, ни с деньгами, отпущенными государством, ни, тем более, с требованиями к качеству продукции. Оставалась единственная возможность: подключить к этой программе предприятия военно-промышленного комплекса, к которому раньше гражданским отраслям и подступиться нельзя было.

Мне и в те дни кричали: «Вы хотите разрушить специализированную промышленную структуру!» «Разрушить – нет! – отвечал я. – Ничего разрушать не надо. Но перестроить, переориентировать – обязательно!» Времена на дворе стояли другие. Покричали на меня радетели «спецминистерств» – и в скором времени предприятия Министерства судостроения, например, прекрасно освоили выпуск небольших пекарен, предприятия Министерства оборонной промышленности стали давать отличное оборудование для производства сахара, Министерство общего машиностроения – выпускать молочные линии. И, замечу, не развалились.

Помню, направляясь в Швецию и Норвегию, я включил в состав делегации министра среднего машиностроения Льва Дмитриевича Рябева, будущего моего заместителя. Конечно, поехал он в Скандинавию не атомными проблемами заниматься, а изучать работу молочных комплексов и их производство. Именно это Совмин поручил его министерству.

На обеде у премьер-министра Норвегии Гру Харлем Брундтланд, моей хорошей знакомой и чрезвычайно симпатичной и умной женщины, разговорились о политике разоружения, об опасности Европе со стороны ее советских соседей.

– Хотите воочию видеть виновника этой опасности и всех ваших страхов по ее поводу? – неожиданно спросил я. – Конечно, – ответила госпожа Брундтланд.

– Вот он, – я указал на Рябева. – Рядом с вами – самый главный в Советском Союзе производитель атомного оружия. Если я и хотел достичь какого-то эффекта, то большего вряд ли удалось бы. Немая сцена из «Ревизора» на норвежской земле… Выдержав мхатовскую паузу, я добавил:

– А здесь он хочет выведать государственную тайну производства комплексов для молочной промышленности, ибо наши атомщики сегодня озабочены не только производством боеголовок ракет, но и молока, сметаны, творога и кефира. Так что бояться их не надо. Лучше – помогать.

Я не очень верил в бескорыстную помощь нам со стороны государств с иной общественной системой. Для тех, кто станет разрушать неугодный им строй, – помощь всегда найдется. И не малая, как показала последующая практика. Но в то время с нашей страной могли быть только деловые, взаимовыгодные экономические отношения. В СССР видели надежного и солидного партнера.

Мы и сами встали бы на ноги. Быстро научились бы делать не только ракеты, но и крекерные линии, и современные промышленные холодильники, и все остальное, что связано с хранением и переработкой продукции села. И не надо было бы унижаться и ходить по миру с шапкой в руках. Но, к сожалению, это такое важное для страны дело в нынешних условиях практически захирело: кому нужны современные перерабатывающие предприятия, если продовольствие в готовом виде привозят изза рубежа…

А теперь я коснусь едва ли не самого больного для меня вопроса – о ценообразовании. Уверен: главной нашей ошибкой было то, что мы разорвали цепь реформ как раз в этом, основном ее звене. Помните, вместе с Законом о госпредприятии мы приняли пакет документов, среди которых было и постановление о ценах? Ведь многие отрасли промышленности, особенно предприятия сельскохозяйственной переработки, работали в убыток, и государство мощно дотировало каждую буханку хлеба, каждую бутылку молока, каждый батон колбасы.

Осенью 87-го мы настойчиво ставили вопрос о реформе ценообразования: давайте переходить на новые цены – оптовые, закупочные, розничные. Система компенсационных мер продумана. Пора перейти от слов к делу, хватит болтать о реформах, о предстоящем вхождении в рынок. В регулируемый, имею в виду, как и во всем цивилизованном мире. А нам в ответ: подождите, не спешите, еще не время, народ нас не поймет. И это говорили не только политики, но и ученые, которые ранее уверяли, что без изменений в ценообразовании глубокие реформы в экономике невозможны.

Не настоял. И это было крупной ошибкой. В то время такая реформа была бы для людей гораздо менее болезненна, чем даже в предложенных мною же мерах в 1990 году. Я уж не говорю о 2 января 92-го, когда Ельцин – Гайдар спустили цены с какого-либо сдерживающего поводка. Реформы в экономике – дело тонкое и точное. Их или надо проводить все время планомерно и полностью, как им и положено, или не проводить вовсе.