Свет старой люстры освещал лица восьмерых, сидящих вокруг стола: розовое от смущения лицо эсквайра, улыбающееся мисс Прентис, лицо мисс Кампанулы, напоминающее морду кобылы с раздувающимися ноздрями, смуглые джернигэмовские черты Генри, свежую и яркую красоту Дины, угловатое, типичное для священника лицо пастора и пышущее здоровьем, ничем не примечательное лицо доктора Темплетта.
Освещалось и бледно-желтое лицо Селии Росс, женщины лет тридцати восьми. Она не была красива, но в ней чувствовались изящество и утонченность. Ее волосы мягкими волнами спадали на плечи. Искусно наложенная косметика и со вкусом подобранная одежда вызывали восхищение. Она выглядела осунувшейся. Глаза Селии были светлыми, а ресницы без туши казались совсем белыми. Если сравнивать каждого присутствовавшего с животным, то миссис Росс определенно напоминала хорька. Вместе с тем в ней было что-то привлекающее внимание многих женщин и большинства мужчин. Она умела широко распахивать глаза и бросать быстрые взгляды. Несмотря на все попытки казаться утонченной леди, Селия была настолько решительна, что любое проявление чувствительности воспринимала как слабоволие. Казаться хрупкой и утонченной ей мешали грубоватость и отсутствие такта. Ее манера общения была веселой и добродушной, она изо всех сил старалась быть вежливой, но ей мешал острый язычок. Каждая женщина, встречавшаяся ей в жизни, понимала, что ее интересуют исключительно мужчины. Дина смотрела на нее и не могла не уважать ту спокойную уверенность, с которой Селия встретила столь холодный прием. Было невозможно понять, то ли миссис Росс была настолько сдержанной, что решила не показывать свою обиду, то ли настолько черствой, что ничего не почувствовала. «Она довольно наглая», – подумала Дина. Взглянув на Генри, девушка прочла на его лице те же мысли. Он не отрываясь смотрел на миссис Росс, и в его взгляде была смесь неодобрения и восхищения. Повернув голову, Генри встретился взглядом с любимой, и его глаза вмиг стали такими нежными, что ее сердце забилось. Дину захватили эмоции, но голос мисс Прентис вернул ее в реальность.
– Избрать председателем нашего маленького собрания я предлагаю пастора.
– Одобряю, – низким голосом поддержала подругу мисс Кампанула.
– Вот так вот, Коупленд, – добавил эсквайр. – Все говорят «да»! – и мы сдаемся. – Он громко засмеялся и бросил гневный взгляд на кузину.
Священник дружелюбно посмотрел на всех. Если бы пастору от природы досталось круглое лицо с невыразительными чертами и добрые близорукие глаза, это наилучшим образом выразило бы его темперамент. Но, по иронии судьбы, внешность этого человека была настолько величественной, что люди не сомневались, что и характер у него под стать. С такими внешними данными он мог бы пойти далеко и стать важным церковным сановником, но пастор был нечестолюбив, искренен и любил Пен-Куко. Ему нравилось жить в том же доме, где и все его предки, заниматься делами прихода, дарить душевное утешение прихожанам и отражать атаки Идрис Кампанулы и Элеонор Прентис. Он прекрасно понимал, что эти две дамы были глубоко возмущены присутствием миссис Росс. В этой ситуации ему казалось, что он пытается удержать большим пальцем пробку в бутылке, наполненной газированным имбирным напитком, готовым вырваться наружу.
– Большое спасибо, – произнес он. – Мне не кажется, что обязанности председателя будут слишком трудными, так как мы собрались лишь для того, чтобы установить дату и характер мероприятия, и когда все будет решено, я передам свои полномочия непосредственным участникам процесса. Возможно, мне нужно лучше объяснить, что мы имеем в виду. Молодежное общество, проделавшее такую замечательную работу в Пен-Куко и в соседних приходах, остро нуждается в деньгах. Президент мисс Прентис и секретарь мисс Кампанула расскажут вам об этом подробнее. Больше всего нам необходимо новое пианино. Тот инструмент, который есть сейчас, был подарен вашим отцом, не так ли, эсквайр?
– Да, – ответил Джослин. – Я прекрасно это помню. Мне тогда было около двенадцати лет. Оно и тогда не было новым. Даже страшно представить, во что оно теперь превратилось.
– У нас был настройщик из Грейт-Чиппинга, – сообщила Идрис, – и он говорит, что больше ничего с пианино сделать нельзя. Я виню во всем скаутов. Когда старший из Каинов стал начальником, они начали вести себя еще хуже. Этот молодой человек понятия не имеет о дисциплине. В субботу я застала Джорджи Биггинса топающим ногами по клавишам и бьющим острым концом какого-то шеста внутри инструмента. «Будь я твоим начальником, тебе влетело бы так, что помнил бы целый год», – так я ему и сказала. Его ответ был грубым и очень дерзким. Также я заявила старшему Каину, что если он не в состоянии контролировать поведение своих подопечных, то пусть передаст полномочия тому, кто справится!