Прелюдия к убийству. Смерть в баре

Они прошли по вершине холма еще несколько десятков ярдов, пока не увидели пологий склон, внизу которого снова обнаружили отпечатки ног и еще кое-какие следы. Аллейн наклонился и некоторое время исследовал их взглядом.

– Тут определенно стоял складной стульчик, – пробормотал он. – А вот и пустая туба от акварельных красок. Похоже, это еще одно любимое убежище мисс Дарры. Интересно, была ли она здесь в ту роковую пятницу? Хотя отсюда других фигурантов не видно, зато слышны их голоса.

– Если и слышны, то не очень хорошо.

– Возбужденные или рассерженные слышны… Ладно, пойдемте дальше, что ли.

Когда они спустились по склону и двинулись к оконечности мыса, Кьюбитт как ни в чем не бывало продолжал обрабатывать кистью натянутый на подрамник холст, но Пэриш уже начал поворачивать голову в их сторону. Когда же они подошли поближе, Кьюбитт крикнул им через плечо:

– Надеюсь, вы пришли сюда не для того, чтобы задавать вопросы? Лично я сейчас очень занят.

– Ничего страшного, – сказал Аллейн. – Мы подождем.

Детектив обошел приятелей по краю скалы и с вальяжным видом отпускника преспокойно улегся на землю. Фокс последовал за шефом и присел рядом. Под ними морские волны с шумом накатывались на прибрежные камни, разбрасывая по пляжу клочки пены и водорослей, а над головой с пронзительными криками кружились чайки, то скрываясь в тени скал, то снова поблескивая оперением на солнце.

– Какое все-таки величественное зрелище, – задумчиво произнес Аллейн, глядя на прибой. – Когда смотришь, с какой яростью волны вновь и вновь обрушиваются на прибрежные скалы и бетонные зубцы волноломов, невольно начинаешь думать о том, что в этом заключается некий смысл. Особенно если принять во внимание, что это происходит на протяжении тысяч и тысяч лет. А как вам въевшиеся в поверхность скал узоры засохших водорослей, похожие на иероглифы, которые невольно хочется расшифровать? А ветры, которые день за днем гонят к берегу волны прибоя? Неужели это бессмысленно? Или за всем скрывается воля некоего вселенского разума или высшего существа, которое одно только и знает, почему все так устроено и делается подобным образом? Чем больше я об этом думаю, тем чаще прихожу к выводу, что некие события, кажущиеся нам порой бессмысленными, обладают на самом деле скрытой внутренней логикой, которую мы можем понять, лишь сделав над собой огромное усилие или кардинально изменив точку зрения. Как ни странно, такое бывает и с некоторыми полицейскими расследованиями, представляющимися на первый взгляд нагромождением нелепых, ничем не связанных и ничего не значащих фактов… Ну, все. Больше не могу смотреть вниз. С детства не переношу высоты. Голова кружится…

– А вот и мистер Кьюбитт пожаловал, – неожиданно произнес Фокс, выслушав монолог шефа без единого замечания или комментария.

Аллейн перекатился на другой бок и увидел приближающегося Кьюбитта, казавшегося на фоне светлого неба плоским силуэтом, вырезанным из черной бумаги.

– Мы решили передохнуть, – сообщил Кьюбитт, подходя к детективам. – Прошу прощения за не слишком любезный прием, но когда вы появились, я работал над одним очень трудным местом на полотне и мне требовалась полная сосредоточенность.

– Мы тоже просим извинения за беспокойство, – сказал Аллейн. – Я догадываюсь, как чувствует себя художник, когда кто-то грубо вмешивается в его творческий процесс.

Кьюбитт опустился на траву рядом с детективами.

– Я пытаюсь сохранить влажность красок на всем полотне, чтобы иметь возможность мгновенно внести нужные изменения, – объяснил он. – И остановить мою кисть в такой момент – все равно что разрушить концертный строй.

– Боже мой! – воскликнул Аллейн. – Неужели вы работаете с таким напряжением и без единого перерыва на протяжении вот уже трех часов?

– Слава Создателю, мне удалось достать новые медленно сохнущие краски, которые сохраняют влажность до двух дней. Но все равно приходится пошевеливаться.

– Не сомневаюсь, особенно если учесть, каких размеров у вас холст!

На краю мыса появился Пэриш.

– Разве вы не собираетесь бросить хотя бы один взгляд на мой портрет?

Кьюбитт посмотрел на Аллейна и Фокса.

– Можете полюбоваться на него, если хотите.

– Я – очень хочу, – ответил Аллейн.

Все они разом поднялись на ноги и направились к тому месту, где стоял мольберт.

Темная фигура проступала на фоне голубого неба. Хотя в работе присутствовали черты так называемого примитивизма, ощущения пустоты не создавалось. Наоборот, портрет отличался глубиной и насыщенной цветовой гаммой и, казалось, был написан на едином дыхании.

– А ведь неплохо, – заметил Аллейн. – Да что там неплохо – просто отлично!

Пэриш, наклонив голову набок, произнес:

– Вам действительно нравится?

Кьюбитт, перебивая его, спросил детектива:

– А вы сами случайно не пишете?

– Я – нет, – ответил Аллейн. – Но моя жена на самом деле занимается живописью.

– И выставляется?

– Да, – сказал инспектор. – Кстати, ее зовут Трой.

– Неужели? – воскликнул Кьюбитт. – А я и не знал, что это ваша жена.

– Согласитесь, как художница она ничего, – проворковал Аллейн.