— Это яснее ясного, — сказала я. — Но тебе, Карлос, это не подходит. Такие мужчины, как ты, бегством не спасаются; пока есть силы, они сражаются. И знают, на чьей стороне им быть. Наша армия сильнее, иди ей навстречу. Возьми проверенных людей и уходи с ними в сьерру! Или оставайся в Эсперансе, объяви открыто, что ты против Кастро, и дождись освободительной армии.
(Эстебан остался бы мной доволен. Я не забыла ни слова из того, чему он меня учил.)
Команданте ходил взад и вперед по комнате.
— Пока что ее на острове нет. Ты забегаешь вперед, малышка.
— Если ты перейдешь к нам сейчас, ты будешь одним из победителей. Эстебан сказал, что за благодарностью они не постоят. Ты хочешь опять вернуться инженером в Ориенте или предпочтешь сохранить за собой Сьерру-дель-Мико?
— Меня волнует больше, останется ли у меня голова на плечах.
— Мне достаточно набрать один номер, сказать одно слово «перфектаменте» — и ты будешь под нашей защитой.
А он так же молча ходил по комнате. Я настаивала:
— Эстебан на тебя рассчитывает, у него в Гаване много друзей, не подводи его! Не то нам может не поздоровиться! Не забывай, какие услуги ты ему оказал. Ты в его руках, а он на все способен, я его знаю. А что будет со мной, даже представить страшно...
Карлос остановился передо мной, взял за горло — я поняла, что зашла слишком далеко.
— Как же, так вы и выдали единственного команданте, который у вас на прицеле, — сказал он и отшвырнул меня на постель.
Я смолчала, чтобы не завести опять не ту пластинку. Он снова забегал взад-вперед по комнате, как зверь в клетке. Когда он снял трубку, меня охватил ужас. Куда он звонит — в военное министерство, в службу безопасности? Я дрожала всем телом и не могла овладеть собой. Все пропало!..
— Одиннадцать-тринадцать, — услышала я. Мучительная пауза.
«Беги, — шептало что-то во мне. — Брось здесь все — и сумку, и сиреневое платье, спасайся по пожарной лестнице...» Да, но это двадцатый этаж, дверь на лестницу может оказаться закрытой, и лифта, конечно же, долго не будет, на тебя обратят внимание, задержат... Внизу стоит милиция, со вчерашнего дня перекрыты все выходы из гостиницы! Мое сердце сжалось, оно дрожало и трепетало, как пойманная птица.
И тут Карлос совершенно спокойно проговорил:
— Даниела? Вставай, девочка, через десять минут мы вы-езжаем. Жду тебя в вестибюле. Нет, это в порядке, машину нам дадут.
Часть 5. Крушение
Глава 1
Загнанные, вымотанные до предела, они в прожженной одежде, со слезящимися глазами лежали у рва с водой. Через ров огню не перейти; можно окунуть горящее лицо в воду или опустить туда руки. Кустарник продолжал пылать, когда падало дерево, к небу вздымались столбы искр. Огонь перескакивал с островка на островок, тысячью языков слизывая начисто траву и кусты. Чем выше поднималось солнце, тем бледнее делался цвет огня, но прожорливости своей он умерить не хотел. Его жадные лапы подгребали все живое под болотами, превращая их в черно-серую пустыню. После сильных порывов ветра толстый занавес дыма как бы раздвигался, и они могли увидеть «Тумбу катро».
— Кого мы ждем? Они поднялись на склоны, а кому не удалось — пиши пропало... Оттуда живым не выбраться.
Он оглянулся на мост, увидел сквозь клубы дыма его неясные очертания, хрупкий силуэт, искажаемый колеблющимся разогретым воздухом. Мост — в четырех-пяти километрах отсюда, он по-прежнему невредим. В чьих он руках? Большинство парашютистов приземлились в долине, некоторые на южном склоне. Там долго шел бой. Ему показалось, будто вражеская часть, на которую его люди наткнулись в сумерках, с началом перестрелки на мосту повернула в ту сторону и попыталась отбить южный въезд на мост. Но минут пятнадцать оттуда не доносится ни звука. Это можно истолковать двояко. Желая внушить себе, что десантники заняли и удерживают «Тумбу катро», в глубине души он знал, что все надежды рухнули. Мост не взят и даже не взорван! Опоры как стояли, так и стоят. Бал окончен, а гостей черт слопал.
— Зачем нам живые? — спросил Родригес. — Нам и жареные пригодятся.
Фигерас смолчал: а что, кроме отчаяния и цинизма — единственного лекарства от отчаяния, — им оставалось? И снова, как в ночь у известнякового собора, всплыла мысль, что все тщетно — не только их акция и эта война, а вся жизнь вообще. В чем причина их полного провала? Что бы они ни начинали в эти пять дней, их повсюду преследовали неудачи. Высадка, крестьянское подворье, пустая пещера, бой в лесу, их бесполезные попытки найти своих, ожидание у источника, марш к «Тумбе катро», смерть Пити, потеря инфраизлучателя — какая цепь поражений! Из шести человек в живых четверо. Он чувствовал, как вера и силы постепенно оставляют его. Командовать, проявлять инициативу, вести вперед — все эти желания умерли в нем. И сейчас, когда на них наступали стены дыма, любое новое усилие казалось Фигерасу тщетным. Виной тому не жертвы, которые они понесли, и не тяготы похода. Все это было и тогда, когда они воевали с наемниками Батисты.