Прелюдия 11

— Как так? — спросил он, забыв о чинопочитании. — Почему, сэр?

Он вспоминает о детекторах лжи и других обидных психо-тестах, с помощью которых янки рассчитывали выявить предателей, шпионов и дезертиров, — все эти испытания он выдержал.

— Почему вдруг без меня?

Ответ прозвучал спокойно, но его словно холодной водой окатили.

— У тебя есть там девушка, Мигель. И даже с ребенком. Офицер безопасности в курсе. Ты тут ни при чем: об этом ты узнал из последнего письма, так ведь? Из тещиного письма, хм... Ну и можешь себе представить, шеф против свадебных путешествий за наш счет.

Мигель понял, что, просмотрев его письма, они не доверяют ему и никогда не пошлют на Кубу, если он сейчас же не рассеет их подозрений.

— Да кто говорит о свадьбе? — кричит он, распаляясь. — Она тогда не полетела со мной, и я махнул на нее рукой...

— А вдруг ты передумаешь, когда окажешься там?

— Ну и что? — спрашивает Мигель и бросает отвертку на стол. Он так размахался, что чуть не заехал капитану по челюсти. Сидящие рядом смотрят на него с беспокойством. — Мне - что, спрашивать у вашего шефа разрешения?.. Какое ему дело, с кем я свяжусь, когда мы добьемся своего?

— Тут ты попал в точку, — Мак-Леш не теряет спокойствия. — Вы, братцы-кубинцы, страсть какие нетерпеливые! Делай что хочешь — после победы. Но представь себе, что дождаться этого дня ты не в силах, а она тем временем стала красной, что тогда?

— Что тогда? — Мигель недобро смеется. — Вот вы о чем... Ну, тогда я тоже стану красным, капитан. Только чтобы она меня к себе пустила.

Мак-Леш кивнул — такой тон ему по душе. Скривив улыбку, посмотрел на него, как будто знал еще что-то важное. У них на каждого заведено дело; разве узнаешь, что в нем? А может, это просто трюк: капитан часто делал вид, будто досконально знает их подноготную. В конце концов он ткнул Мигеля кулаком в бок:

— Ладно, рискнем. Пошли, познакомлю тебя с остальными.

Так оно началось вчера в лагере Сан-Амбросио. Мак-Леш представил его остальным, из них ему понравился один Серхио Фигерас. Но командир много старше Мигеля и никаких попыток к сближению не предпринимает. Остальные трусы, он сразу это почувствовал. Мигель видит их, терзаемых сомнениями, перед бараком: Умберто Родригеса, заносчивого латифундиста, обдувающего себя вентилятором; тупого Рико с сапожной щеткой — настоящая рабская душонка; Пити Равело с его гитарой. Он слышит язвительные выкрики Пити, дурашливую ругань Фульхенсио. Вспоминает, как они отказывались, искали лазейку... Серхио уговаривал их, как слабоумных. Потом неудача с высадкой, ночной марш, крестьянское подворье... Да, а разве он не загадал насчет первой встречи на Кубе: если удастся — им повезет и в остальном, а нет — так все пойдет прахом? Но ведь вроде удалось: крестьянин согласился им помочь. А перестрелка — что ж, случайности не исключены. Их выдали мальчишки... Слова крестьянина по-прежнему звучат в ушах: «Здесь все за Кастро!» Да, врагов у них много, а сколько — никто не знает.

Кустарник стал повыше; покачивались от прикосновений людей ветки, усыпанные похожими на кинжальчики плодами терновника, ярко-красные и желтовато-серые цветки танцевали перед глазами. Наконец лес, тень. Фигерас опустил носилки на землю.

— Дальше, дальше, здесь задерживаться нельзя! — послышался раздраженный голос Родригеса.

Фигерас сбросил заплечный мешок.

— Всего две минуты, Умберто. Надо подождать Рико.

Достав из мешка два автоматических «гаранта», один дал Родригесу, другой — Мигелю. При виде армейского карабина Мигелю вспомнилась американская инструкция: «Разборка: разбирать категорически запрещается. Сборка: происходит в порядке, обратном разборке». Как часто смеялись они над такими инструкциями, но теперь не до смеха. Это не новая модель М-3, а карабин времен второй мировой, такие теперь продают торговцы оружием. Янки постарались оснастить их таким оружием, чтобы самим остаться в тени. Исключение — инфраизлучатель.

— Какой риск!.. — выругался Родригес. — Чертов священник!

— Тогда, в Сьерре-Маэстре, некоторые священники помогали нам прятать раненых.

— Прекрати, пожалуйста, насчет «тогда»...

Они недобро взглянули друг на друга. Мигель сообразил, что причина в нем и в этом, в пленном, которому он сейчас связывал руки, не сняв со спины груза. Его звали Ласаро, так написано в документах. Ничего себе святой — стоило ли ему, Мигелю, возрождать этого мулата к жизни? Глядя на Ласаро, лежащего перед ним в пропотевшей насквозь голубой рубашке, он вдруг пожалел о своем поступке. Почему вместо того, чтобы отвернуться, он стал играть роль спасителя? Чего он добился? Что рассорил своих людей и что на него пала тень, тяжелейшее подозрение?