Прелюдии и фантазии

Агентство Пинкертона. ЦРУ и ФБР. Агенты и служащие корпораций. Философы и премьер-министры.

Ничего.

Никого.

Ни малейшего признака, ни запаха, ни даже представления о том, как выглядит, что означает, где водится, кем написано, цвет и порода? жирность (в процентах)? высота в холке? октановое число? скорость в км/ч? количество переменных?

Завтра нам, конечно, улыбнётся удача.

Александр Чанцев, Послевкусие буддийской тишины

Сказать, что проза Дмитрия Дейча разнообразна, было бы не совсем точно. Для начала — проза ли это? Возможно, её стоило бы определить как стихопрозу? Или описание психоделического (онейрического, прежде всего) опыта?

Современные притчи китайско1-израильского происхождения?

Ясно, что спектр широк. От сюрреалистических зарисовок до этакой кидалт-литературы, повествующей о современных одиноких и не самых успешных жителях большого Тель-Авива. От хармсовских баек до философских эссе. От стилизации под средневековую куртуазную повесть и рыцарский роман 2 до современной «странной» 3 сказки. От сатиры до байки. От европейских афоризмов4 и басен до дзэнских, как бы написанных одним движением кисти, миниатюр. От, как уже говорилось, Израиля, России (СССР, скорее, ибо тут детские воспоминания 5) и до Китая, областей сна, границ опыта, чего-то трудно даже определимого.

Действительно трудноопределимого — хотя бы потому, что проза Дейча живёт не совсем по законам традиционной словесности, в ней много музыки (и молчания), кинематографа, оптики сна 6 и опыта. Не говоря о том, что «Прелюдии и фантазии» — почти полное собрание сочинений Дейча: возможно, этим объясняется феномен кумулятивного воздействия. Как же устроена эта проза?

Начать с того, что и с героями не все так просто. Так, среди действующих лиц ангелов едва ли не больше, чем обычных людей. Это те еврейские ангелы, что запечатали веки Исааку «воском и мёдом». Это разнообразные ангелы Гриффита из одноименной новеллы — Тряпичный Ангел (Красоты и Ума), Пушистый Ангел (Единодушия), Громоподобный Ангел (Восхитительной Праздности) и многие-многие их родственники и коллеги… Это ангелы, которые из любви друг к другу обратились в метлу и лопатку для мусора (начинаясь так, новелла заканчивается современной Песней песней!).

Ангелов радостно много7, они равноколичественны людям на этих страницах, а вот люди. людям явно придётся постараться, чтобы — нет, не вознестись до ангельского чина, но быть равными самим себе, человеческому в себе, что ли. Потому что даже животным в этой книге порой достаётся куда больше чести и симпатии (оно и в жизни часто бывает, верно?): только подросток (т. е. почти ребёнок, т. е. — ближе к ангелам, чем к людям) Габи и ворон способны оценить мысль, что «интересно было бы поглядеть на ливень глазами рыб и прочих морских тварей — из глубины»; а то же дерево «на самом деле каждое мгновение своей жизни переживает не менее ярко, чем мы», только «дереву (в отличие от нас) нет никакой нужды демонстрировать это, проецировать себя вовне»… Прекрасная, полная сил обезьяна стала в эволюционном итоге невесть чем. У растений имеется свой Бог. Собаки в одной из новелл выгуливают хозяев по утрам, в другом тексте думается, «что вот, непонятно — то ли собака, которая ему приснилась, вызвала к жизни эти строки, то ли стихотворение, долго зревшее в нем, явилось ночью в собачей шкуре», в третьей — персонаж сетует: «возвращать себе человеческий облик довольно неприятно. Зато нет ничего прекраснее раннего отхода ко сну, когда мне снится, что я вновь превращаюсь в собаку» 8.

Морализаторство? Отнюдь. Дейч слишком погружён (что напрямую, думается, связано с практикой тайцзи в его жизни) в «умное делание», которое и философией или религией не назовёшь, слишком уж оно скроено не по нашим меркам: скорее показывает пример, чем осуждает, скорее протягивает сочувственную руку, чем наставляет.

Возвращается в мир, как Бодхисаттва, что по сумме своих добродетелей мог бы уже оставить позади досадную череду превращений, растворить свое Я в сладостной нирване, ан нет — остался тут, с людьми, помогать им…

В «зооморфной»/«антропоморфной» теме важен аспект превращения-метафорфозы и подобия-мнимости («тель-авивские собаки не знают о том, что они собаки. Они думают о себе как о людях. Есть люди о двух ногах, которые целуют друг друга в губы, и люди о четырёх ногах, которые нюхают друг другу зад: вот исчерпывающая информация о человеческих видах собак»). Но сначала о превращениях.