Предварительные замечания Они не могут уплыть без тебя, — говорят альбатросы, — ведь ты — капитан корабля.
Снилось, что на правое плечо сел чёрный ворон — громадный, увесистый, какой-то очень солидный, лощёный — пёрышко к пёрышку. Какое-то время я нёс его молча, потом не выдержал и говорю: «Слушай, может, сам полетишь, дружок?» И аккуратно пытаюсь его с плеча спихнуть. Не тут-то было, снова и снова он возвращается и садится на правое плечо, будто это и есть его законное место. «Ладно, — говорю, — я тебя понесу, но не даром. Что дашь за это?» Ворон, ничтоже сумняшеся, отвечает: «Могу, если хочешь, мысли чужие читать и на ухо тебе нашёптывать».
«Зачем мне чужие мысли? — спрашиваю, — Мне и свои-то девать некуда». «Могу, — говорит ворон, — твои собственные мысли фильтровать, делить на достойные и недостойные». «Спасибо, сам справлюсь как-нибудь…»
«Ладно, — говорит ворон, — давай так: я буду тебе стихи читать вслух — по твоему собственному желанию, хочешь — из старых поэтов, а не хочешь — из новых». «Спасибо, — говорю, — у меня хорошее зрение и выдающиеся вокальные данные». Ворон зыркнул на меня печальным глазом, и говорит: «Ну, можно, я тогда просто так посижу?». Я вздохнул: «Можно. Только недолго». Тут я обратил внимание, что вижу окружающее пространство довольно необычным образом — как бы и близко и далеко одновременно. Могу заглянуть внутрь любого предмета или существа, увидеть структуру, анатомию, внутреннюю пружину, запускающую смысл и предназначение. «Что это? — спрашиваю, — я ничего не просил…» «А это — подарок», — ответил ворон, сорвался с места и был таков.
Снился человек с лицом, составленным из кирпичиков. Кирпичики непрерывно перемещались, менялись местами, вращались, подрагивали, тонули и всплывали.
Ещё один сон из длинного ряда сновидений «о покупке книг». На этот раз я попадаю на распродажу издательства «Иностранная литература». Длинное узкое помещение уставлено стеллажами, на которых ровными рядами стоят книги серии «Иллюминатор». Я рассеянно листаю одну книгу за другой, что-то выбираю для покупки — скорее по привычке, чем по необходимости. И тут вижу, что «иллюминаторские» томики стоят только на средних полках, а верхние (куда нужно тянуться) и нижние (которые можно потрошить только вприсядку) заполнены раритетными специализированными изданиями, там попадаются книги по автомобилестроению, биологии, истории, химии, каким-то неизвестным мне наукам — «иридиологии» например (что бы это ни значило). Я нахожу три увесистых тома какого-то китайского собрания — пятый, шестой и восьмой. Восьмой сразу же ставлю на место — там идёт речь о сельском хозяйстве. Зато пятый («Ушу: нэй цзя») и шестой («Алхимия: нэй дань») — то, что нужно. Листаю и понимаю, что издания — уникальные. Я и не подозревал об их существовании! Мизерный тираж, превосходное качество полиграфии, а самое главное — содержимое. Трактаты, комментарии, статьи, переводы. Без колебаний оставляю на произвол судьбы стопку «иллюминаторов» и прохожу к кассе, прижимая к груди два «кирпича». За оба тома просят полторы тысячи (то ли рублей, то ли шекелей), а у меня на руках — только двести. Не знаю что и делать — расстаться с книжками не могу, а денег нет, и взять негде. «Ладно, — говорит продавец, — я продам тебе это в рассрочку. Давай двести, в следующий раз принесёшь остальное». Я протягиваю ему деньги, но тут кто-то сбоку, мягко останавливает мою руку и говорит: «За счёт заведения». Я пытаюсь повернуть голову, чтобы рассмотреть говорящего, но мне это по какой-то причине не удаётся». Мы тут благотворительностью не занимаемся!» — хмурится продавец. «Верно, — отвечают ему, — но этот человек платит куда больше, чем остальные, ведь он должен написать продолжение. Так устроены эти книги. Не волнуйся, придёт время, они к нам вернутся». Ничего не поняв из сказанного, я выхожу на улицу, думая о том, как мне повезло. Но чем больше размышляю о последних словах неизвестного доброжелателя, тем больше они меня беспокоят. Сажусь на лавочку, раскрываю один из томов, перелистываю страницы — сотни, тысячи страниц, несметное количество иллюстраций, километры текста, наконец, добираюсь до конца, и тут вижу, что последние страницы — чистые.