У Лоранс нет ни малейшего желания откровенничать с Мартой. И потом словами этого не выразишь. Если я скажу, что беспокоюсь за маму, не знаю, как отвечать Катрин, что у Жан-Шарля собачье настроение, что у меня роман, который меня тяготит, может показаться, что голова моя набита заботами, поглощающими меня полностью. В действительности, это так и не так, это в воздухе. Лоранс только об этом и думает, хотя думает о другом.
— Послушай, — говорит Марта. — Я должна с тобой поговорить об одной вещи. Хотела сделать это еще в воскресенье, но я перед тобой робею.
— Робеешь передо мной?
— Да, представь себе, я знаю, что ты разозлишься. Но тем хуже. Катрин скоро одиннадцать: нужно, чтобы она занялась законом божьим и приняла первое причастие.
— Что за идея! Мы с Жан-Шарлем неверующие.
— Ты же крестила ее тем не менее.
— Ради матери Жан-Шарля. Но теперь, когда она умерла…
— Ты берешь на себя большую ответственность, лишая дочь религиозного образования. У нас христианская страна. Большинство детей принимает первое причастие. Она упрекнет тебя впоследствии, что ты решила за нее, не оставив ей свободы выбора.
— Это великолепно! Заставить ее изучать закон божий — значит предоставить ей свободу.
— Да. Поскольку сейчас во Франции это нормальное положение. Ты превращаешь ее в исключение, в изгоя.
— Хватит.
— Не хватит. Я нахожу, что Катрин грустна, беспокойна. У нее странные мысли. Я никогда не пыталась влиять на нее, но я ее выслушиваю. Соприкосновение со смертью, со злом трудно для ребенка, если он не верит в бога. Вера помогла бы ей.
— Какими мыслями она с тобой делилась?
— Я уж не помню в точности. — Марта разглядывает сестру. — А ты ничего не заметила?
— Заметила, конечно. Катрин задает много вопросов. Я не хочу отвечать на них ложью.
— Не много ли ты на себя берешь, заявляя, что это ложью.
— Не больше, чем ты, когда заявляешь, что это истина. — Лоранс кладет ладонь на руку сестры. — Не будем. Это моя дочь. Я воспитываю ее, как считаю нужным. У тебя всегда остается возможность молиться за нее.
— Я этой возможности не упускаю.
Ну и нахалка эта Марта! И правда, нелегко дать детям светское воспитание в обществе, где царит религия. Катрин в эту сторону не тянет. А Луизу привлекает живописность обрядов. На рождество она непременно попросит, чтоб мы пошли посмотреть на ясли. Они были совсем маленькие, когда Лоранс стала пересказывать им библию и евангелие, так же как греко-римские мифы и сказания о Будде. Это красивые легенды, возникшие вокруг реальных событий и людей, объяснила она девочкам. Отец помог ей найти нужные слова. А Жан-Шарль рассказал им о возникновении вселенной, о туманностях и звездах, о происхождении жизни на Земле. Они нашли эту историю чудесной. Луиза увлеклась какой-то книгой по астрономии, написанной очень просто, отлично иллюстрированной. Продуманные долгие усилия, от которых Марта избавила себя, доверив сыновей священникам, а теперь она хочет все разрушить одним щелчком. Какая наглость!
— Ты в самом деле не помнишь, что именно поразило тебя в словах Катрин? — спрашивает Лоранс некоторое время спустя, провожая сестру к двери.
— Нет. Собственно, речь идет не о словах, я скорее что-то почувствовала интуитивно, — говорит Марта многозначительно.
Лоранс раздраженно захлопывает дверь. Только что, вернувшись из лицея, Катрин выглядела веселой. Она ждет Брнжитт, чтобы заняться латинским переводом. О чем будут они говорить? О чем они говорят? Когда Лоранс спрашивает, Катрин увиливает от прямого ответа. Не думаю, чтоб она мне не доверяла; скорее у нас нет общего языка. Я предоставляла ей полную свободу, обращаясь с ней, как с младенцем, не. пытаясь беседовать с ней; она, вероятно, боится слов, робеет в моем присутствии. Я не могу добиться контакта. «Кризис в отношениях между Алжиром и Францией». Нужно все-таки дочитать статью.
— Здравствуйте, мадам.
Брижитт протягивает Лоранс букетик фиалок.
— Спасибо. Это мило с вашей стороны.
— Видите, я аккуратно подшила подол.
— Да, конечно, так гораздо лучше.
Когда они встретились в вестибюле Музея человека, у Брижитт в юбке все еще торчала булавка. Лоранс промолчала, но девочка заметила взгляд, уши ее вспыхнули.
— О, опять забыла.
— Постарайся больше не забывать.
— Я обещаю вам, что зашью сегодня вечером.
Лоранс обошла с ними музей. Луиза немножко скучала; старшие совали нос повсюду, восторгались. Вечером Брижитт сказала Катрин:
— Тебе повезло, у тебя такая милая мама!
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы увидеть за повадками маленькой женщины заброшенность сироты.
— Займетесь переводом с латинского?
— Да.
— А потом будете чесать языки, как две кумушки?
Лоранс колеблется.
— Брижитт, не говорите с Катрин о печальном.
Лицо и даже шея Брижитт наливаются краской.
— А что, я сказала чего не следовало?
— Ничего особенного. — Лоранс успокоительно улыбается. — Просто Катрин еще очень маленькая: она часто плачет по ночам; многого пугается.
— А! Хорошо!
Вид у Брижитт скорей обескураженный, чем раскаивающийся.
— А если она будет задавать мне вопросы, я должна сказать, что вы мне запретили отвечать?