Прелесть пыли

— Пулемет? Не надо. Нет, не надо. Какой же я боец, если не могу нести свое собственное оружие.

И мальчик по этим словам, сказанным размеренным тоном, на одном дыхании, понял, что тот смертельно устал.

А с перевала они увидели село.

— Вот и село нового мира, — сказал мальчик. И они пошли дальше, так и не передохнув.

Пройдя еще немного, они оказались под селом — оно раскинулось на крутом склоне, сбегавшем в глубокую ложбину.

— Вот и село нового мира, — повторил мальчик.

— Вот и село, — спокойно констатировал и Голый.

— Первый раз в жизни вижу село, на которое надеюсь, — сказал мальчик.

— На что надеешься? — Девушка заглянула ему в глаза.

— На то, что оно окажется таким, каким я надеюсь его увидеть, — ответил он раздраженно, потому что все же могло случиться так, что село не оправдает его надежд.

Девушка, наморщив лоб, замолчала, так и не поняв его мудреных слов.

— Итак, перед нами село, — еще раз подытожил мальчик.

Девушка, казалось, боялась села. Там было слишком много глаз. Она не отходила от мальчика, готова была спрятаться за его спину.

— Что, не привыкла показываться в таком обществе? — заметил он.

— Ничего, — протянула она неопределенно. — Что это за село? Не знаешь?

— Село как село, — сказала она.

— Неплохо, если бы оно оставило в нашей памяти приятное воспоминание: «Село в конце пути. Не блещет красотою. И не страшит меня. Под полным чугуном пылает ярко пламя, ха-ха-ха-ха…»

— Так, так, — сказал Голый.

Они шли серединой дороги тесной группой, словно в селе их с нетерпением ждали и они боялись опоздать к пиршеству.

— Вот и пыль, — сказал мальчик.

Шествие возглавлял Голый в своих турецких шароварах, топча пыль огромными ножищами. За ним шли мальчик и девушка, оба застенчиво потупясь. Дальше в ряд шагали трое крестьян, присоединившихся в поле. Последним шел парень с винтовкой. Троица всем своим видом — озабоченными лицами, неестественно широкими взмахами рук — выказывала ревностное служение делу, во имя которого они словно уже начали жертвовать собой. А парень с винтовкой шагал равнодушно, будто впереди его не ждало ничего нового.

— Село, — загадочным тоном произнес Голый, лоб его снова покрыла испарина.

Скоро они вступили в длинную кривую улицу — она то суживалась, то расширялась. По обеим сторонам стояли деревянные ветхие домишки с островерхими крышами. На каждом шагу валялись дрова, сучья, брошенные вещи — прохудившееся корыто для свиней или птиц, прогнившая колода, насест, чурбаны, дырявые ведра. Ребятишки увлеченно играли винтовочными гильзами, пустыми обоймами и итальянской каской.

Дети не обратили никакого внимания на отряд, и все решили, что партизаны здесь не в диковинку.

И действительно, перед одним из домов чуть попригляднее стояла группа людей — несколько партизан из охраны, несколько бойцов и деревенские, мужчины и женщины. Одни стояли и разговаривали, другие сидели — кто у стены дома на послеполуденном солнышке, кто в холодке под развесистой сливой…

Бойцы догадались, что их приход в село не остался незамеченным, что дозорные следили за ними и молча одобрили появление пришельцев.

Голый тут же опустился на землю, у стены дома, его товарищ расположился рядом, девушка присела на корточки возле него, новички остались стоять на ногах.

Люди окружили их. Все они чего-то ждали. По всей видимости, чтоб их приняли в армию. А партизаны в ожидании ужина проводили время в разговорах, рассуждая о проблемах войны и мира на земле. Со знанием дела они приступили к расспросам. Вопросы так и сыпались на пришельцев. Ответы Голого отличались крайней лаконичностью. Отвечать подробнее у него не было сил. Он наслаждался отдыхом. Мальчик отвечал немного подробнее, но как-то нехотя, словно он с трудом расставался с той жизнью, которой жил до сих пор и в которой ему открылся особый смысл. А трое крестьян разговорились — не остановишь! Но их рассказ воспринимали как сказку.

Парень с винтовкой держался в стороне, будто все это его не касалось. К девушке подсели несколько партизанок и деревенских девушек, которые пришли, как и она, записываться в армию.

Пока разговаривали и отдыхали, солнце начало спускаться за гору.

Мальчик делал вид, что не замечает девушки, что мысли его заняты отдыхом, но как-то странно притих, жадно вслушиваясь в разговор женщин и с радостью обнаруживая, что девушка отвечала на вопросы так, словно нить, связывавшая их в пути, не была разорвана, что она по-прежнему ждет его покровительства и хотя бы безмолвного одобрения. Она так поворачивала голову к своим новым знакомым, будто каждую минуту готова была отвернуться от них и обратиться к нему.

Но вот пришел вестовой и позвал Голого и мальчика в штаб.

В комнатушке, на койке под окном, лежали двое партизан, судя по знакам различия — командир и комиссар батальона. Между ними была развернута карта. Они разглядывали ее, тихо переговариваясь.

Поздоровавшись, Голый прошел прямо к лавке у стены, сел, поставив пулемет между колен, и прислонился к стене. Мальчик сел рядом, винтовку тоже зажал в коленях, а рукой взял Голого под локоть, чтобы в случае чего поддержать.