Голый опустил на землю пулемет, вздохнул свободнее, но тут же снова насторожился.
На лужайку около поленницы дров выпорхнула крохотная птичка. Она сделала несколько скачков, опасливо склоняя голову то в ту, то в другую сторону, и улетела.
— Птичка-то не очень привыкла тут разгуливать, — шепнул Голый.
Тут они заметили над соседним домом легкие струйки дыма. Выбивались они не из трубы, а из окон и дверей, просачивались сквозь черепицу на крыше. Дым низко стлался по двору.
Из первого дома вышел человек. Неторопливой, но деловитой походкой он направился к дальнему дому. Хотя партизаны видели его только со спины, они заметили клок бороды. На человеке были солдатские брюки и крестьянская безрукавка, поверх вызывающе чистой рубахи.
В это время совсем рядом с партизанами за стеной ограды поднялся другой человек, одетый так же и тоже бородатый, с винтовкой в руках.
— Милан, посылай смену! — крикнул он первому, степенно шагавшему по лугу.
— Сама придет, — сказал тот и тихо выругался.
Голый подхватил пулемет, пригнулся и крадучись двинулся вдоль ограды. Мальчик за ним.
К ним вдруг вернулись силы; неслышными шагами они добежали до углубления в стене. Около корявого, израненного дуба Голый, как нырок, приподнял голову и выглянул из-за ограды. Мальчик опустился на корточки у его ног, оперся о винтовку, не спуская глаз с лица товарища.
— Слушай! — сказал Голый.
— Что там?
— Погоди…
— Ну?
— Бьюсь об заклад, что они варят картошку.
— Картошку? Не может быть.
— Почему не может быть? — Голый потянул носом.
— Бьюсь об заклад, не картошку, а телячьи ножки, потроха, шею и голову.
— Бьюсь об заклад, картошку.
— Нет. Там, внизу, итальянские части.
— Где?
— Чуть ниже. Я видел дым в четырех местах. Разве ты не видишь, какие они чистые?
— Чистые? Да…
— Чистые они потому, что служат у итальянских офицеров. Им за это платят рисом и мукой. Давай бог ноги! За каждого партизана они получают муки до черта.
— А ведь картошку варят, — сказал Голый.
— Спорим.
— У тебя две гранаты? Они в порядке?
— Не пробовал.
— Так. А у меня еще и пистолет есть. Берегу про черный день. В нем патрона четыре, не больше. — Голый вытащил новехонький итальянский пистолет и снова спрятал его в карман. — План атаки следующий, — продолжал он, — мы подкрадываемся к кухне, ты бросаешь гранату. Отбегаешь и бросаешь вторую прямо в дверь. А я встречу их пулеметной очередью.
— Значит, в дверь?
— В открытую дверь… Давай тут перелезем через стену. Здесь их немного. Сделаем свое дело и отойдем к скалам — вон в те кусты. Часовой там под стеной ворон считает, оттуда он нас не увидит. Пошли. В атаку!
Голый стал взбираться на стену в том месте, где они стояли, мальчик — за ним. Стена была невысокая, но узкая, и на ней пришлось балансировать. Мальчик не хотел отставать: Голый мог подумать, что он робеет. И боялся отстать. Товарищество — лучшая защита. На себя одного он не надеялся.
Лишь только они забрались на стену, камни с грохотом посыпались, и они упали на землю.
— Привет, — сказал мальчик.
Голый немедля взял пулемет наизготовку.
— Не стреляй пока, — шепнул он мальчику.
Часовой поднялся на цыпочки, поглядеть, кто рушит стену. Он подумал сначала, что это забавляется кто-то из своих. Но увидел партизан и решил, что их окружили. Сломя голову бросился он ко второму дому. И, только выстрелив в воздух, подал голос.
— Тревога, тревога! — вопил он, скрывшись за стеной. — Партизаны!
Четники бросились спасаться в ближние скалы. Видимо, они не очень-то полагались на соседство итальянских лагерей и свои караулы. Ждали партизан в любую пору дня и ночи. И сейчас все они ринулись в горы — кое-кто даже оружия не успел прихватить.
Партизаны огляделись и побежали во весь дух в ту сторону, откуда не доносилось никаких звуков. Туда же лежал их путь.
Несколько минут они бежали по дороге, потом углубились в чащу и свалились в кусты, хватая ртом воздух.
Прошло немало времени, прежде чем они смогли заговорить.
— Говорил я, что не так надо, — сказал Голый.
— Картошка, — сказал мальчик.
Они прошли несколько рощ, одолели несколько перевалов и холмов и вышли на горное пастбище. Их встретила каменистая равнина, вытоптанная, опустошенная, тоскливая. Местность прекрасно проглядывалась во все стороны. Неприятель не мог подойти незамеченным. Правда, и их было видно издали. Словом, позиции равные.
Поэтому они зашагали со спокойной душой.
Первым заговорил Голый:
— Операция не удалась из-за нашей опрометчивости. Мы плохо ее подготовили. План был слишком общим. Вывод на будущее: разрабатывать операции до мельчайших подробностей, от первого до последнего шага.
— Больше всего мне жаль картошку, — сказал мальчик.
— Картошку? — Голый бросил на него косой, недоверчивый взгляд.
— Картошку, картошку, — серьезно подтвердил мальчик.
— А не говяжий край?
— Надо нам выбрать интенданта. Не дело всей армии ходить за пропитанием.
— Правильно. Кто-то должен заботиться о пропитании.
— А то мы так быстро протянем ноги.
— Потерпим до того перевала. Посмотрим, что по ту сторону добра и зла.
— Сытный обед.
— Эгей! — воскликнул Голый.
— Эгей! — невольно повторил за ним мальчик.