Прелесть, какая дурочка

Люба все говорила и говорила, а я лишь моргала широко раскрытыми глазами, и кивала, как китайский болванчик. Наверное, это бессмысленное кивание и вдохновляло Любу на откровение, так как принималось за согласие и сочувствие. Она умолкла, когда официант подошел, чтобы спросить, не желаем ли мы еще чего.

-Нет, спасибо!- поспешила ответить я, и повернулась к Любе,- прости, дорогая, меня ждет мама, я и так сильно задержалась.

-Хорошо, я позвоню тебе вечером.

-Да, буду ждать.

Я быстро чмокнула подругу в щеку, нащупала сумочку, и рванула в открытую дверь. По дороге зашла в магазин и купила краску для волос.

-Лизонька, с тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь? - осторожно спрашивает Зоя, останавливаясь на пороге моей комнаты.

- Нормально.

-А что с головой, не ударилась?- она коситься на полотенце, повязанное на моей голове. Оно покрыто темными пятнами.

- Это не кровь, это краска.

-  А можно посидеть с тобой?

- Сиди, на здоровье,- киваю в сторону кресла, продолжая заниматься своими делами.

А дел  много. Я вытащила большой мешок, в котором зимой хранили картошку, и складываю туда вещи, отложенные мной в левую кучку.  Туда пошли все туфли на шпильке и высоченной платформе, чулки, мини-юбки, обтягивающие узенькие штанишки, брюки-лосины, блузки с декольте, лифчики пуш-ап-эффект с килограммом поролона в каждой чашке, туда же пошли яркие лаки, разноцветные тени, блестки, красная помада, накладные ногти, ресницы и волосы (использовала в перерывах между наращиваниями), рваные джинсы, прозрачные и блестящие вечерние платья, платья с разрезами, декольте и открытой спиной…

Зоя  молча наблюдает за моей работой, пристроившись на краюшке кровати.  С трудом затолкав последние летние сапоги на шпильках, я сажусь на пол отдышаться.

-Переезжаешь?- решается спросить Зоя.

-Не угадала,- отвечаю я, переводя дух.

- Можно поинтересоваться, что ты будешь делать с этим мешком?

- Отнесу на свалку.

- Хорошая идея, но что ты собираешься носить?

Критически осматриваю правую кучку. Остался один теплый свитер и, неизвестно откуда взявшиеся в моем гардеробе, офисные брюки. Свитер к брюкам не подходит, но блузки все либо прозрачные, либо декольтированные, и потому переместились в мешок. Рядом кучей свалены модные уги, кожаные мокасины, вьетнамки, домашние тапочки, и шелковые балетки. Белья не наблюдается. Все оно оказалось слишком откровенно-сексуальном, и покоится в левом мешке.

Растерянно смотрю на мешки:

-Куплю постепенно. Я больше не могу носить это.

-У тебя же есть сестра с такой же фигурой,- улыбается Зоя,- и одежды у нее больше, чем достаточно. Если ты согласна носить костюмные джинсы с шерстяным свитером и угами, и все это собираешься надевать на голое тело, то и моим гардеробом, думаю, не побрезгуешь.

- Вот белье, колготки и платье,- слышу я голос сестры за занавеской душа.

На полотенцесушителе висит красивое трикотажное белье, спортивного покроя, серое с розовым, обычные телесные колготки в коробке,  на умывальнике, в углу на вешалке  одно из Зоиных платьев в цветочек. Синее в мелкую цикломенового цвета фиалку,  из мягкого полушелкового материала,  оно должно  чуть  прикрывать колени. По рукаву и вороту идет атласная кайма того же  цвета.

В ванной я застреваю еще на час. Душно, зеркало запотело, но я не успокоилась пока, не уничтожила все признаки себя прошлой. Высушила волосы, вытащила из пупка пирсинговое колечко и почему-то смыла его в унитаз, обстригла  ногти на руках, смыла с ног красный лак. Психанула, в общем. После всех этих процедур, облачаюсь в Зоину одежду, которая после болезни сидит на мне как влитая. Чувствую себя  героиней триллера, желающей скрыться от  преследователей. Только  скрываюсь не от людей, а от преследующего меня прошлого, от той самой себя, которая стала мне омерзительна.

Осторожно выхожу из ванной. Зоя поджидает в комнате. Увидев меня, она округляет глаза и кричит:

-Мама, мама, беги скорей сюда! Посмотри на Лизу!

 Сбегается все семейство. Из-за спин женщин, тянет голову Гена, а Виталик путается  у всех под ногами. Вокруг ахают:

-Лизка, ну ты даешь! Молодец! Наконец-то.

Среди общего гомона слышится тонкий голосок племянника.

-Мама, мама, а это со, правда, тетя Лизя? Ты не одманываесь?

Все смеются. Все, кроме меня. Я стою перед большим зеркалом и смотрю во все глаза на молодую девушку с бледным тонким лицом, испуганными синими глазами, и  блестящими каштановыми волосами, прикрывающими  плечи. Фигура, не обремененная искусственными формами (вроде пуш-апа), и не затянутая в облегающие одежды, выглядит стройной и гибкой.

-Смотри, как волосы-то отрасли, и с таким цветом не кажутся кукольными, - причитает мама.

- Я ее с детства ненакрашенной не видела, - делится  впечатлением, сестра,- оказывается, она очень похожа на Одри Тату.

-Да, но только не в образе Амели, - добавляет Гена,- в отличие от Амели, наша Лиза выглядит умной и интелегентной.

 Гена прав. Новая Лиза, расставшись с образом прелестной дурочки-блондинки, не думает останавливаться на достигнутом. Она собирается умнеть.

Я улыбаюсь Гене: