Я оглядываюсь на экран, где Аллард стоит перед панелью управления у двери, его камера наведена на крошечный узкий экран над клавиатурой. Я набираю воздух в легкие и задерживаю его, наблюдая за тем, как он вводит цифры. Когда набирает последнюю цифру, раздается едва слышный щелчок, но он, как гром, разносится по линии.
Сработало.
Рафаэль берет телефон и отключает его, затем закрывает крышку ноутбука. В этот момент, сидя у него на коленях совершенно неподвижно, я начинаю осознавать каждую точку соприкосновения между нашими телами и каждое ощущение, которое вызывает эта связь. Его крепкая, мускулистая рука обнимает меня за талию. Тепло исходит от его груди, когда он прижимается к моей усталой спине. Легкое покалывание на щеке, когда его щетина касается моей кожи.
— Никогда бы не подумал об этом, — звучит глубокий, хрипловатый голос рядом с моим ухом. — Так ты нашла мой список паролей?
— Да, — отвечаю. — Тебе действительно нужно придумать что-то более креативное, чем desanti1234, для твоего приложения онлайн-банкинга.
Раскатистый смех доносится до меня.
— У тебя снова возникло искушение отправить очередное пожертвование церковному хору?
Я не могу подавить ухмылку.
— Да, очень.
Рафаэль легко проводит большим пальцем по моему подбородку.
— Спасибо, что помогла спасти жизнь моему другу.
— Другу? — Я приподнимаю бровь. — А я-то думала, что твои сотрудники — это просто сотрудники. Неужели он действительно покончил бы с собой, чтобы не попасть в плен?
— Несомненно. Когда впервые встретил Алларда, он гнил в камере китайской тюрьмы, осужденный за политический шпионаж в пользу Франции. Его не слишком любезные хозяева «обрабатывали» его в течение нескольких недель, а он продолжал настаивать на своей невиновности и на том, что приехал в Китай как студент по обмену. Я вытащил его из этой дыры.
— Значит, ты спас невиновного человека. Это благородно. Но что ты делал в китайской тюрьме?
— Выполнял контракт на убийство для французского правительства — устранял его самого известного, но недавно скомпрометированного агента. — На губах Рафаэля играет лукавая улыбка. — Захари Алларда.
Я фыркаю.
— Значит, все-таки он виновен?
— Да.
— И ты отказался от контракта?
— Я позвонил своему связному во французском правительстве и сказал, что парень у меня. Также сообщил, что их человек не раскрыл своего прикрытия. Но они все равно настаивали на его ликвидации. — Челюсть Рафаэля сжимается. — Аллард выдержал несколько недель интенсивных физических и психических пыток, не выдав ни одного секрета. А его начальство все равно решило вознаградить его преданность смертным приговором. Так что да, я отказался от контракта.
— И взял Алларда под свое крыло.
— Конечно. Я предложил ему втрое большую зарплату, чем он получал в своем предательском агентстве. Это была одна из лучших сделок, которые я когда-либо заключал.
— А не думал, что, возможно, то, что ты спас ему жизнь, как-то повлияло на то, что он согласился работать на тебя? И дело вовсе не в деньгах.
— Деньги — это главная сила, которая заставляет мир вращаться. Людям может не нравиться эта правда, но от этого она не становится менее реальной. — Его палец теперь на моих губах, прослеживает форму нижней губы.
— Ты ошибаешься, — бормочу я, завороженная его взглядом.
— Я не считаю тебя наивной, vespetta. Но ты молода, и тебе еще многому предстоит научиться.
Телефон Рафаэля снова начинает звонить. Прикосновение к моим губам исчезает. Он берет аппарат со стола и прижимает его к уху.
— Гвидо? Cosa è successo? (Перев. с ит.: Что случилось?)
Как только Гвидо начинает говорить на другом конце линии, Рафаэль вскакивает с кресла. Я все еще сижу у него на коленях, а он держит меня за талию, и в итоге я болтаюсь в полуметре над полом, прижавшись спиной к его груди.
— Рафаэль! — Я дергаю его за предплечье. — Не возражаешь?
Хватка вокруг моей талии немного ослабевает. Достаточно, чтобы я медленно сползла по его телу, ощутив каждый дюйм его твердой груди.
— Mierda. Venti minuti, (Перев. с ит.: Черт. Двадцать минут) — говорит Рафаэль в трубку.
Рука, все еще лежащая на моем бедре, исчезает, и в следующее мгновение Рафаэль направляется через всю комнату к двери, ведущей в спальню. Он все еще говорит быстро на итальянском, и хотя я не понимаю ни слова, по его отрывистому тону становится ясно, что-то случилось. Он прерывает звонок и за несколько широких шагов добирается до «моей» комнаты.
Я бросаюсь за ним, щелкая каблуками по деревянному полу. Поскольку в «Альбини» нет ни толстовок, ни мешковатых штанов, мой новый гардероб состоит из узких джинсов, шорт и симпатичных блузок. Я купила пару кроссовок, но они все еще лежат в коробке и задвинуты под кровать, поэтому почти все время хожу на каблуках.