Прекрасный наркотик

С тех пор как Тристан провёл первую ночь на диване вместе с Джосси, он ещё ни разу не выходил за порог этой квартиры. Он позвонил на работу, сослался на семейные обстоятельства и остался у неё ещё на два дня. Они бездельничали, только разговаривали и спали, и иногда он рассматривал её рисунки, пока читал. Основную часть времени они проводили за разговорами о прошлом. Слишком долго эти воспоминания покоились на заднем плане его сознания. Это вдохновляло его на то, чтобы как можно красочней рассказать Джосси о тех счастливых моментах, он практически разыгрывал перед ней целый спектакль.

Тристан опустил поднос на стол в кафетерии и занял своё место. Зачерпнул ложкой чили из тарелки.

— Где Мак? — спросил он.

— Она ушла через два часа после начала занятий, — ответил Коэн.

— Почему? Что случилось?

— Я не знаю. Эйприл рассказала про это Райану, а он мне. Эйприл была на том уроке с ней.

Тристан отодвинул свой обед и начал осматривать ряды столов в поисках Эйприл Ландри. Эта девчонка, наверно, была главной сплетницей на Юге, и если кто и мог знать все детали, то только она. Заметив её через три стола от себя, он покинул своих друзей.

— Почему Мак ушла? — выпалил он, прервав ведущуюся за столом беседу.

— Кто? — спросила она.

— МакКензи!

— Ах, она, — Эйприл закатила глаза. — Я не знаю. В одну минуту она была ещё здесь, в другую смотрю, а её уже нет.

Вторая половина дня стала для него настоящей пыткой. Тристан представлял себе всевозможные сценарии того, что могло произойти, и каждый последующий был страшнее предыдущего. К тому моменту, как прозвенел последний звонок, он смог убедить себя в том, что МакКензи сильно ранена и беспомощная лежит сейчас в Благотворительном Госпитале.

Как только прозвенел звонок, он побежал прямиком к дому Джосси, поднялся по ступенькам и практически свалился без дыхания на её крыльце. Он стучал, кричал, просил Эрла ответить, всё ли в порядке с МакКензи.

Наконец, дверь открылась и МакКензи с удивлением посмотрела на своего изможденного парня.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Ты в порядке? Дай я посмотрю на тебя, — он практически кричал.

Тристан зашёл в дом, проверил работоспособность каждой её конечности, старался заметить хоть какие-то признаки того, что она ранена. Он развернул её, чтобы закончить свой осмотр.

– Какой у тебя пульс? Ты чувствуешь слабость? Когда смотришь куда-нибудь мелькают яркие пятна? Сколько пальцев я тебе показываю?

— Ты закончил? — спросила МакКензи, приподняв бровь в насмешке над его неадекватным поведением.

— Почему ты сегодня ушла с занятий? — спросил он с нотками обвинения в голосе.

— Не твое дело.

— Расскажи мне, Мак!

— Я не хочу тебе рассказывать.

— Здорово! Давай, храни свой маленький секретик! — вопил он.

— Я не могу тебе рассказать, Тристан.

— А я уверен, чёрт побери, что можешь. Я сейчас поднимусь наверх и порву каждый плакат N’SYNC в твоей комнате.

— Хорошо, упрямая ты свинья! У меня начались месячные, устраивает? Я испачкала мою любимую джинсовую юбку, и мне пришлось вернуться домой. Ты доволен, любопытная задница?

Тристан неловко попятился с крыльца, и, не сказав не слова, пустился наутёк по направлению к своему дому. Придя наконец домой, он попросил свою маму помочь ему сделать всё правильно. Он не мог смириться с мыслью, что Мак злится на него.

Два часа спустя, открыв входную дверь, МакКензи нашла большую синюю подарочную коробку, украшенную желтым бантом. Она посмотрела по сторонам, но не увидела никого, кто бы мог оставить это здесь. Тристан улыбался из своего укрытия, наблюдая, как МакКензи аккуратно занесла коробку в дом. Так как отец Тристана был врачом, в своё время ему прочли исчерпывающую лекцию по всем аспектам полового воспитания, а также про женский цикл. МакКензи сидела за кухонным столом и распаковывала свой подарок, деталь за деталью, даже не подозревая, что за ней наблюдают через большое окно с эркером. Подарок состоял из баночки ибупрофена, плитки шоколада, совершенно новой джинсовой юбки и крошечной записки, написанной маниакально аккуратным почерком Тристана. МакКензи улыбалась, с трудом подавляя смех, читая записку следующего содержания: «Прости меня. Ты будешь чувствовать себя лучше через пять-семь дней. Тристан…»

Джосси так развеселила эта история, что она просто осыпала лицо Тристана поцелуями, настаивая на том, что он был самым милым двенадцатилетним мальчиком в мире. Тристан поцеловал её в ответ, шепча ей о своих мечтах, в которых она тоже могла вспомнить тот день и рассказать свою версию событий.