Прекрасные создания

— Почему ты и мама изучали древо Дюкейн? Что вы исследовали?

Мэриан размешивала свой чай:

— Сахар?

Я кинул сахар в чашку, и она перевела взгляд:

— Нам был очень интересен этот медальон, — она указала на другую фотографию Женевьевы, на этой она была с медальоном.

— Есть одна история. Довольно обычная история, любовная история, на самом деле, — она печально улыбнулась, — твоя мама была таким романтиком, Итан.

Я взглянул на Лену. Мы оба знали, что собирается рассказать нам Мэриан.

— Вам обоим будет интересно, этот роман касается и Уэйтов и Дюкейн. Солдат Конфедерации и прекрасная хозяйка Гринбрайера.

Видения медальона. Сгорающий Гринбрайер. Последняя книга моей мамы была обо всем случившемся между Женевьевой и Итаном, пра-пра-пра-прабабушкой Лены и моим двоюродным пра-пра-пра-прадедушкой, обо всем, что мы видели своими глазами.

Моя мама работала над этой книгой в тот год, когда она умерла. Моя голова кружилась. Это было похоже на Гатлин. Ничего здесь не случается единожды.

Лена побледнела. Она потянулась ко мне и коснулась моей руки, опирающейся на пыльный стол. Я моментально почувствовал знакомый разряд электричества.

— Вот. Это письмо, из-за которого мы все это затеяли, — Мэриан взяла два пожелтевших листа с соседнего дубового стола. Если честно, я был рад, что она не трогала рабочий стол моей мамы. Для меня он был куда более подходящим памятником, куда лучше, чем заваленный гвоздиками гроб. Даже ДАР, которые, конечно же, были на похоронах, как ненормальные, охапками несли гвоздики, хотя моя мама просто возненавидела бы это. Весь город, баптисты, методисты, даже пятидесятники, объединялись в дни смерти, рождения, или свадьбы.

— Прочитайте, только не касайтесь его. Это — одна из самых старинных вещей в Гатлине.

Лена наклонилась над письмом, удерживая волосы, чтобы они не касались старой бумаги:

— Они отчаянно любят друг друга, но они слишком разные, — пересказывала она письмо, — «Разные Виды», так он их называет. Ее семья пытается разлучить их, и он решил завербоваться, хотя и не верит в исход войны, но он надеется, что если будет сражаться за Юг, то заслужит одобрение ее семьи.

Мэриан закрыла глаза и процитировала: «Я готов уподобиться обезьяне, если только это поможет мне получить расположение Гринбрайера. Пусть я ничтожный смертный, но сердце мое разрывается от боли при мысли, что остаток своей жизни я проведу в разлуке с тобой, Женевьева».

Все это звучало, как стихи, какие могла бы сочинять Лена.

Мэриан открыла глаза:

— Как будто он был Атлантом, удерживавшим тяжесть целого мира на своих плечах.

— Это все так печально, — сказала Лена, глядя на меня.

— Они были влюблены. Шла война. Не хочу вас огорчать, но конец плохой, по крайней мере, очень на то похоже, — Мэриан допила чай.

— И при чем здесь медальон? — я показал на фотографию, почти что страшась своего вопроса.

— Предположительно Итан подарил его Женевьеве, как символ тайной помолвки. Мы никогда не узнаем, что случилось с ним. Никто никогда его больше не видел после той ночи, когда умер Итан. Отец Женевьевы выдал ее замуж за кого-то, но по легенде, она хранила его всю жизнь, и он был похоронен вместе с ней. Говорилось, что это очень могущественный талисман — разрушенный союз разбитых сердец.

Меня трясло. Могущественный талисман не был похоронен с Женевьевой, он был в моем кармане — Темный талисман, если верить Мэйкону и Aмме. Я чувствовал, как он пульсировал, будто подпрыгивал на горячих углях.

Итан, не надо.

Мы должны. Она может помочь нам. Моя мама помогла бы нам.

Я сунул руку в карман, развернул носовой платок, чтобы коснуться изношенной камеи, и взял Мэриан за руку, надеясь, что в этот раз медальон сработает. Ее чашка упала на пол и разлетелась на кусочки. Комната закружилась.

— Итан! — закричала Мэриан.

Лена взяла ее за руку. Комната погрузилась в темноту.

— Не волнуйтесь. Мы будем с Вами все время, — голос Лены звучал словно вдалеке, и я услышал звук отдаленного оружейного выстрела.

Через считанные секунды в библиотеке пошел дождь…

Потоки дождя обрушивались на них. Поднимался ветер, начиная задувать огонь, хотя было уже слишком поздно.

Женевьева смотрела на то, что осталось от ее большого дома. Сегодня она потеряла все. Мама. Евангелина. Она не могла потерять и Итана…

Иви по грязи подбежала к ней, неся в юбке все то, что попросила Женевьева.