Прекрасные создания

Шестнадцать лун, шестнадцать лет,

Шестнадцать страхов в снах ты видишь,

Шестнадцать для Защитных чар,

Из криков всех — один услышишь.

Когда я был здесь последний раз, потолок был полностью покрыт надписями, содержащими самые потаенные мысли Лены. А теперь практически все поверхности комнаты были покрыты черными строчками. На краю потолка виднелось:

Одиночество удерживает того, кого ты любишь

Когда ты поймешь это, то не сможешь снова удержать его.

На стене было написано:

Даже потерявшись в темноте,

Мое сердце найдет тебя.

На дверном косяке:

Душа умирает в руке, которая поддерживает ее.

На зеркале:

Если бы я могла найти место, куда можно было бы сбежать,

Укрыться в безопасности, я бы сегодня уже была там.

Даже шкаф был покрыт надписями:

Самый темный день настигнет меня здесь, тот, кто ждет, заметит это, и, похоже, сможет сказать только одно: как ты убежишь от самой себя?

Я видел ее историю в словах и слышал ее в музыке.

Шестнадцать лун, шестнадцать лет

Призванья час настанет скоро

Мрак сквозит со всех страниц

Свяжут Силы след пожара…

Когда электрогитара замедлила ритм, я услышал новый куплет — конец песни. По крайней мере, хоть что-то заканчивается. Я пытался выкинуть из своей головы все эти сны о земле, воде, ветре и огне, слушая песню.

Шестнадцатая луна, шестнадцатый год

Настал тот день, что страх связал

Призови сама или тебя Призовет

Пролитая кровь, пролитая слеза

Луна или Солнце — разрушение, преклонение.

Гитара замолчала, и мы оказались в тишине.

— Как ты думаешь…

Она прижала руку к моему рту. Она не могла вынести разговора об этом. Я никогда раньше не видел ее такой заплаканной. Через открытую позади меня дверь внутрь ворвался холодный ветер, обвеваясь вокруг нее. Я не знал, покраснели ли ее щеки от холода или от слез, но я не спрашивал ее об этом. Мы легли на ее кровать и свернулись в один клубок так, что трудно было разобрать, где она, а где я, словно одно целое. Мы не целовались, но ощущения были похожи. Мы были ближе, чем можно представить себе близость двоих людей.

Думаю, что именно это означает любить кого-то и чувствовать, что ты его теряешь. Даже если он все еще в твоих объятиях.

Лена дрожала. Я чувствовал каждое ребрышко, каждую косточку в ее теле, а ее движения казались непроизвольными. Я отнял свою руку, обнимавшую ее за шею, чтобы схватить стеганое одеяло, лежавшее на кровати у ее ног и натянуть его на нас. Она спряталась у меня на груди, и я подтянул одеяло повыше. Теперь оно укрывало нас с головой, и мы были в маленькой темной пещере, только мы вдвоем.

Наше дыхание согрело нашу пещеру. Я поцеловал ее холодные губы, и она ответила на мой поцелуй. Воздух вокруг нас наэлектризовался, и она уткнулась носом мне в шею.

Как ты думаешь, можем мы остаться вот так тут навсегда, Итан?

Мы будем делать то, что ты захочешь. Это же твой день рождения.

Я почувствовал, как она напряглась в моих руках.

Не напоминай мне.

Но я принес тебе подарок.

Она приподняла одеяло, чтобы образовалась полоска света.

— Правда? Но я же говорила тебе не делать этого.

— С каких это пор я слушаю, что ты мне говоришь? К тому же, Линк говорит, что если девушка просит не приносить ей на день рождения подарок, то это значит, что она ждет, что ей подарят украшение.

— Это верно не для всех девушек.

— Окей, забудь это.

Она опустила одеяло, а затем обратно скользнула в мои объятия.

Так это оно?

Что?

Украшение.

А я думал, что тебе не нужен подарок.

Мне просто любопытно.

Я улыбнулся про себя и стащил одеяло. Нас охватило холодом. Я быстро вытащил маленькую коробочку из кармана джинсов и нырнул обратно под одеяло. Я приподнял его так, чтобы она смогла увидеть коробочку.

— Опусти одеяло, слишком холодно.

Я опустил его, и мы снова оказались в темноте. Коробка засияла зеленым светом, и я мог разглядеть, как тонкие пальцы Лены развязывают серебристую ленту. Сияние распространялось, теплое и яркое, пока ее лицо не оказалось освещено мягким светом.

— Это что-то новенькое, — улыбнулся я, глядя на нее в зеленом свете.