Прекрасные создания

— Ты сумасшедшая. Вы просто рассматриваете рассыпающуюся старую бумагу.

— Если вы поведаете свои тайны ветру, не вините потом ветер за то, что он разболтал их деревьям.

— Халиль Джибран, — отрикошетил отец.

— Трое могут хранить тайну, если двое из них мертвы.

— Бенджамин Франклин.

В конечном счете, даже мой отец оставил свои попытки войти в их архив. Мы пошли домой и съели по мороженому, и после этого я всегда думал о своей матери и Мэриан как о несокрушимой силе природы. Два безумных ученых, как говорила Мэриан, прикованных цепью друг к другу в лаборатории. Они писали книгу за книгой, их даже однажды включили в список номинантов Премии Юга, южного эквивалента Пулитцеровской премии. Мой папа страшно гордился моей мамой, ими обоими, хотя мы тут с ним были сбоку-припёку. «Живейший из умов» — так папа имел обыкновение описывать мою маму, особенно когда она была посреди выполнения своего проекта. В это время она как никогда была далека от реальности, но казалось, что он еще больше любил ее именно такой.

И вот он я, в частном архиве, ни мамы, ни папы рядом, и даже ведерка с мороженым не наблюдается. Некоторые изменения происходили слишком быстро, особенно для города, который не менялся вообще.

Ни одного окна не было в обитой панелями, душной и темной комнате одного из старейших зданий в Гатлине. Двумя параллельными линиями в центре комнаты стояли четыре дубовых стола. Каждый дюйм всех имеющихся стен был заставлен книгами. «Артиллерия гражданской войны и Боеприпасы». «Король Хлопок: Белое Золото Юга». Из выдвижных ящиков металлического стеллажа торчали рукописи, а переполненные картотечные шкафы подпирали дверь в комнатку поменьше в глубине архива.

Мэриан занялась заварным чайником и электрической плиткой. Лена принялась рассматривать висевшие на стене взятые в рамы карты Гатлина, рассыпающиеся под стеклом, такие же старые, как Сестры.

— Смотри — Равенвуд, — Лена повела пальцем по стеклу. — А это Гринбрайер. На этой карте гораздо лучше видно границы территории.

Я прошел в конец комнаты, в самый дальний ее угол, где стоял одинокий стол, покрытый тонким слоем пыли и редкой паутины. Старый устав Исторического Общества лежал открытый, с выделенными именами и карандашом, воткнутым в корешок книги. Сделанная из кальки карта была наложена на новую карту Гатлина, будто кто-то пытался мысленно выкопать старый город из-под нового. А поверх всего этого лежала фотография портрета из холла Мэйкона Равенвуда.

Женщина с медальоном.

Женевьева. Это должна быть Женевьева. Мы должны сказать ей, Ли. Мы должны спросить.

Мы не можем. Мы не можем доверять никому. Мы даже не знаем, почему мы видим видения.

Лена. Доверься мне.

— А что это тут, тетя Мэриан?

Она посмотрела на меня, ее лицо погрустнело:

— Это — наш последний проект. Твоей мамы и мой.

Зачем моей маме понадобилась фотография картины из Равенуда?

Я не знаю.

Лена подошла к столу и взяла фотографию.

— Мэриан, а что вы собирались делать с этой картиной?

Мэриан передала каждому из нас чашку чая на блюдце. Это было еще одной традицией в Гатлине. Блюдце — это обязательный атрибут, во всех случаях.

— Ты должна знать эту картину, Лена. Она принадлежит твоему дяде Мэйкону. Вообще-то он сам послал мне ее.

— Но кто эта женщина?

— Женевьева Дюкейн, но я думала, ты знаешь.

— Вообще-то нет.

— Разве твой дядя ничего не рассказывал о твоей генеалогии?

— Мы с ним не очень-то обсуждаем моих умерших родственников. Никто не хочет упоминать моих родителей.

Мэриан подошла к одному из выдвижных ящиков и принялась там что-то искать:

— Женевьева Дюкейн была твоей бабушкой в четвертом колене. Она была интересным человеком, правда. Лайла и я изучали все генеалогическое древо Дюкейн, твой дядя Мэйкон помогал нам с проектом, до самого… — она опустила глаза, — до прошлого года.

Моя мама знала Мэйкона Равенвуда? Я так понял, что он был знаком с ней только благодаря ее работам.

— Тебе действительно стоит знать своих предков, — Мэриан перевернула несколько пожелтевших страниц пергамента, и вот перед нами фамильное древо Лены рядом с родословной Мэйкона.

Я ткнула пальцем в Ленино древо:

— Странно. У всех девушек в вашей семье фамилия Дюкейн, даже у замужних.

— Так повелось в нашей семье. Женщины сохраняют девичью фамилию даже после того, как выходят замуж. Так всегда было.

Мэриан повернула страницу, и посмотрела на Лену:

— Это практика для семей, где считается, что именно женщины наделены силой.

Надо было менять тему. Я не хотел углубляться в историю о могущественных женщинах в семье Лены в присутствии Мэриан, учитывая, что Лена определенно была одной из них.