Прекрасные создания

Я уставился на потолок. Уснуть мне больше не удастся. Я вздохнул и, перекатившись на край кровати, включил старый газовый светильник рядом с кроватью, я уже вытащил закладку из «Лавины»№, когда вдруг услышал какие-то звуки. Шаги? Они шли со стороны кухни, едва различимые, но я все-таки слышал их. Может мой отец решил сделать перерыв. Может мы сможем поговорить с ним. Может быть.

Но когда я подошел к верхней ступени, я понял, что это не он. Дверь в его кабинет была закрыта, из-под нее тонкой полоской пробивался свет. Видимо, это Амма. Только я спрятался за дверью на кухню, как увидел, как она крадется по коридору в сторону своей комнаты, если слово «красться» вообще можно применить к Амме. Я услышал, как скрипнула сетчатая противомоскитная дверь на втором входе с обратной стороны дома. Кто-то входил или выходил. После всего, что случилось сегодня вечером, уточнение было крайне важным. Я прошел через дом к центральному входу. На обочине, работая на холостых, стоял побитый полуразвалившийся пикап, Студебекер из пятидесятых. Амма наклонилась к окну, разговаривая с водителем. Она вручила водителю свою сумку и залезла в машину. Куда это она собралась посреди ночи?

Я должен был проследить за ней. А проследить за женщиной, фактически являющейся тебе матерью, когда она садится ночью в машину к незнакомцу, очень трудно, если у тебя нет машины. Выбора у меня не было. Придется брать Вольво. На этой машине ездила моя мама до аварии — именно это я думал первым делом при виде ее. Я сел за руль, в салоне, как и раньше, пахло старой бумагой и стеклоочистителем.

Оказалось, что ехать без включенных фар куда сложнее, чем я думал, но я видел, что она направляется к Заводи Бредущего. Амма, судя по всему, направилась домой. Грузовик свернул с Девятого шоссе и поехал по объездной. Когда он, наконец, затормозил у обочины, я направил Вольво к уступу у дороги и заглушил мотор.

Когда Амма открыла дверь, в салоне машины загорелся свет, я скользнул в темноту. Я узнал водителя, это был Карлтон Этон, почтальон. С чего бы Амме просить Карлтона Этона подвезти ее, да еще ночью? Я никогда раньше не видел, чтобы они общались.

Амма сказала что-то Карлтону и закрыла дверь. Грузовик вернулся на дорогу без нее. Я вышел из машины и пошел за Аммой. Амма была человеком привычки, и если что-то заставило ее красться через болото в середине ночи, то я мог сказать точно, что это нечто гораздо большее, чем обычный клиент.

Она исчезла в кустах, шагая по гравийной тропе. Могу представить скольких трудов стоило проложить ее там. Она шагала по тропинке в темноте, гравий хрустел под ее ногами. Я шел по траве сбоку от тропы, чтобы такой же хрустящий звук не выдал меня с головой. Я себе говорил, что стараюсь не шуметь, чтобы увидеть, зачем Амма тайно шла домой ночью, но на деле я просто боялся, что она поймает меня за слежкой.

Легко было догадаться, как Заводь Бредущего получила свое название — приходилось буквально брести вброд через черную воду запруд, чтобы дойти туда, по крайней мере, именно этим путем вела меня Амма. Если бы не полнолуние я бы давным-давно свернул себе шею, пытаясь следовать за ней через лабиринт покрытых мхом дубов и зарослей кустарника. Вода была где-то рядом, я чувствовал влажность в воздухе, жаркую и липнущую к коже.

Вдоль берега болота линией лежали ровные деревянные плоты, сделанные из бревен кипариса, связанных канатом между собой, — бедняцкая переправа. Плоты лежали у берега, как такси на парковке в ожидании людей, желающих перебраться на тот берег. Я видел в лунном свете, как Амма ловко балансирует в центре одного из плотов, оттолкнувшись от берега с помощью длинной палки, которую сейчас она использовала как весло, чтобы добраться на другой берег.

Я сто лет не был в гостях у Аммы, но такой путь я бы точно запомнил, видимо, раньше мы добирались каким-то обходным путем, но в темноте мне было его не найти. Я видел только то, что бревна каждого плота заметно прогнили, и каждый из них выглядел таким же хлипким, как и соседний. Так что я просто взял один из них.

Управлять плотом было гораздо труднее, чем мне показалось, когда я наблюдал за Аммой. Каждые несколько минут слышался всплеск, когда хвост аллигатора, нырнувшего в глубину, ударял по воде. Хорошо, что я отказался от мысли переходить вброд.

Я в последний раз оттолкнулся своим шестом от дна заводи, и мой плот ткнулся в берег. Когда я шагнул на песок, я увидел дом Аммы, маленький и скромный, в одном из окон горел свет. Ставни на окнах были выкрашены в тот же светло-голубой цвет, что и ставни нашего дома. Дом был построен из бревен кипариса, будто являясь частью болота.

Что-то еще было в воздухе — сильный запах, сильный и оглушающий, как запах лимонов и розмарина, и настолько же маловероятный по двум причинам сразу: во-первых, южный жасмин цветет весной, а не осенью, а во-вторых, он вообще не растет на болоте. Но это был именно он. Запах был отчетливым. Было в этом что-то невозможное, как и во всей этой ночи.