Прекрасные создания

Я перетащил ее к себе на колени. Не прикасаясь к ней, я не мог прожить ни секунды. И теперь я находил любые поводы, чтобы пощекотать ее, потрогать волосы, руки, колени. Нас непреодолимо тянуло друг к другу. Она прижалась к моей груди, и мы сидели молча, пока над нами, на втором этаже, не послышались шаги. Лена соскочила с моих колен, как испуганная кошка.

— Не волнуйся, это мой отец. Он пошел в душ. Теперь он почти не выходит из своего кабинета.

— Так и живет затворником?

Она сжала мою ладонь. Мы оба понимали, что это риторический вопрос.

— Мой отец не был таким, пока не умерла мама. Похоже, он сошел с ума от горя.

Ей не требовались объяснения. Она читала многие из моих мыслей: о смерти мамы; о том, что мы перестали готовить жареные томаты; что потерялись части игрушечного города; что в городе не стало человека, способного противостоять миссис Линкольн. О том, что мир уже не будет прежним.

— Мне очень жаль.

— Я знаю.

— Ты поэтому ходил в библиотеку? Чтобы пообщаться с мамой?

Я кивнул и, взглянув на Лену, вытащил из кармана и положил на стол свежую веточку розмарина.

— Иди за мной. Я хочу тебе что-то показать.

Встав из-за стола и взявшись за руки, мы на цыпочках прошли по старым деревянным половицам. Я остановился перед дверью кабинета и посмотрел на лестницу, которая вела к спальням. Судя по звукам, отец еще не включил душ. У нас была куча времени. Я несколько раз покрутил дверную ручку.

— Дверь закрыта, — прошептала Лена. — Нужен ключ.

— Подожди. Смотри, что сейчас произойдет.

Мы молча стояли, глядя на дверь. Я понимал, как глупо это выглядело. Наверное, у Лены возникло такое же ощущение, потому что она начала хихикать. И когда я сам был готов рассмеяться, послышался щелчок замка. Лена перестала смеяться.

«Это не колдовство. Иначе я бы почувствовала».

«Мне кажется, нас приглашают войти».

Я отступил назад, и замок закрылся. Лена подняла руку, собираясь применить свои чары, но я жестом остановил ее.

— Подожди. Я должен сделать это сам.

Как только мои пальцы прикоснулись к дверной ручке, раздался щелчок и дверь снова открылась. Впервые за многие годы я переступил порог кабинета. Темнота была пугающей. Над выцветшей софой по-прежнему висела картина, закрытая простыней. На старом резном столе, стоявшем у окна, лежали страницы последнего романа. Они были повсюду: на ноутбуке, на стульях, даже на персидском ковре, который закрывал часть пола.

— Не трогай ничего. Он узнает.

Лена присела на корточки и посмотрела на ближайшую стопку бумаг. Потом приподняла одну из страниц и повернулась к настольной лампе.

— Итан?

— Не включай свет. Я не хочу, чтобы он застукал нас здесь. Отец убьет меня, если узнает, что мы входили в его кабинет. Для него эта книга бесценна.

Она молча передала мне листок. Я взял его. Он был исписан каракулями. Не словами, а просто бессмысленными завитушками. Я схватил несколько страниц, лежавших на столе. На них тоже были зубчатые линии, закорючки и овалы. Я поднял одну из страниц, устилавших пол, и недоуменно посмотрел на аккуратные ряды спиралей и кругов. Мой взгляд скользил по белым листам, разложенным на стульях и столе. Каракули и закорючки. Страница за страницей. Ни одного написанного слова!

И тогда я все понял. Книга существовала лишь в воображении отца. Он утратил свой писательский дар. И он не стал вампиром. Мой отец сошел с ума.

Я опустился на четвереньки. Меня начало поташнивать. В глазах помутилось от слез. Как я раньше не догадался об этом? Лена потерла мне спину руками.

«Не расстраивайся. У твоего папы сейчас очень трудный период. Он справится с горем и вернется к тебе».

«Не вернется. Он утонул в своем безумии. Сначала мама ушла, а теперь я потерял и его».

Неужели все это время отец просто избегал меня и других людей? Какой смысл спать весь день и сидеть по ночам за столом, если ты не пишешь величайший в мире роман? Если ты рисуешь ряды каракуль и закорючек? Чтобы таким образом отвязаться от своего сына? Интересно, знала ли Эмма о его «писательской работе»? Неужели в нашем доме только я единственный верил в этот обман?

«Не терзай себя. Ты ни в чем не виноват».

И тут мое самообладание дало трещину. В приступе злости я сбросил ноутбук со стола и начал расшвыривать бумаги. На пол полетели медная лампа и простыня, которой была завешана картина. Большой портрет рухнул вниз, сбив книжную полку. Книги рассыпались по ковру.

— Взгляни на портрет.

Лена приподняла его и прислонила к куче книг. Человек на картине был моей копией. Если бы не дата на медной табличке (1865 год) и не форма солдата Конфедерации, вы не заметили бы никаких отличий. Имя на табличке можно было не читать. Мы знали, кто изображен. Меня удивило, что у него тоже были длинные волосы, свисавшие на лицо.

— Вот мы и встретились, Итан Картер Уот.

Внезапно я услышал шаги. Мой отец торопливо спускался по ступеням лестницы.

— Итан Уот!

Лена в панике оглянулась.

— Дверь!

Та тут же захлопнулась. Щелкнул засов. Я такого не ожидал. Отец заколотил в дверь кулаками.

— Итан, что ты делаешь? Что, черт возьми, происходит?