Прекрасные создания

— Они могли бы выгнать тебя без показного разбирательства. Без твоих разъяснений и протестов. Ты ничего не смогла бы сделать.

— Это неважно. Они уже всё решили в тесном кругу. Мои слова ничего не будут значить.

Мы знали, что она была права. Поэтому я ничего не сказал. Я просто прижал ладонь Лены к своим губам. Как бы мне хотелось предстать перед комиссией вместо нее! Я думал об этом уже в сотый раз, понимая бессмысленность своего желания. Неважно, что я делал и что говорил. Для жителей города я все равно оставался бы «своим». А Лене никогда не стать одной из них. Такая несправедливость раздражала меня. Мне не нравилось, что они считали меня своей собственностью. И хотя я встречался с племянницей Равенвуда, огорчал миссис Линкольн и не ходил на вечеринки Саванны Сноу, они по-прежнему видели во мне «местного парня». Я принадлежал им. Ничто не могло изменить такого положения вещей. Следуя логике, и они в каком-то смысле принадлежали мне. То есть Лене предстояло сражаться не только с ними, но и мной.

Эта истина убивала меня. Лена станет объявленной на шестнадцатый день рождения, но меня «объявили», едва я родился на свет. Я, как и она, не мог распоряжаться своей судьбой.

Мы подъехали к парковке. Она была забита машинами. По обеим сторонам от главного входа стояли толпы людей. Я не видел так много народа в одном месте с тех пор, как в Саммервилле показывали «Богов и генералов» — самый длинный и скучный фильм о Гражданской войне, хотя в его массовке снялась половина моих родственников — все те, у кого имелась форма конфедератов.

Линк распластался на заднем сиденье.

— Я даю деру, ребята. Увидимся в зале.

Он приоткрыл дверь и, пригнувшись, начал красться среди машин.

— Удачи.

Лена опустила дрожащие руки на колени. Мне было горько видеть ее в таком состоянии.

— Тебе необязательно идти туда. Если хочешь, я сейчас развернусь и отвезу тебя домой.

— Нет, я пойду.

— Зачем добровольно становиться объектом их издевательств? Ты сама сказала, что это просто шоу.

— Я не хочу, чтобы они считали, будто я их испугалась. Пусть знают, что я не боюсь. Возможно, они исключат меня из школы, но на этот раз я не убегу.

Она судорожно вздохнула.

— Это не бегство, — возразил я.

— Для меня это бегство.

— А твой дядя придет?

— Он не может.

— Почему, черт возьми, он не может?

Сейчас я был рядом с Леной, но там, в спортзале, ей предстояло сражаться в одиночку.

— Слишком рано. Я даже не стала рассказывать ему о заседании комиссии.

— Слишком рано? Вот как? Он лежит в своем склепе и ждет наступления сумерек?

— В принципе, да.

Я не хотел говорить об этом. Через несколько минут она должна была столкнуться с непробиваемой предвзятостью людей. Мы направились к зданию школы. Начался дождь. Я посмотрел на Лену.

«Поверь, я пытаюсь сдержаться. Если бы я дала себе волю, тут был бы торнадо».

Люди показывали на нас пальцами. Меня это не удивляло. По меркам Гэтлина, они вели себя довольно прилично. Я обернулся, ожидая увидеть у флагштока Страшилу Рэдли, но сегодня его там не было.

Последовав совету Линка, мы вошли в спортзал не через главный вход, а через боковую дверь. И правильно сделали. Потому что, оказавшись внутри, я понял, что те, кто толпится на крыльце, уже не надеялись попасть на трибуны. В зале остались только стоячие места.

Это зрелище напомнило мне спародированную версию судебного слушания в одном из телесериалов. На дальней половине баскетбольной площадки стоял большой раскладной стол, за которым восседала дисциплинарная комиссия. По бокам стояли небольшие столики. Их занимали мистер Ли, директор Харпер и двое из школьного совета. Мистер Ли нервно теребил красный галстук. Представители школьного совета недовольно морщились и поглядывали на часы, словно им не терпелось вернуться на свои диваны, к религиозным передачам или телемагазинам.

Места на трибунах занимала гэтлинская элита. Миссис Линкольн и ее линчевательницы из ДАР занимали первые три ряда. За ними восседали Сестры Конфедерации. Первый методистский хор и члены Исторического общества. Дальше сидели ангелы «Джексона»: девочки, которым хотелось быть похожими на Эмили и Саванну, и парни, желавшие забраться к ним в трусики. Их белые рубашки были украшены гвардейскими нашивками и большими изображениями милого ангела, подозрительно напоминавшего Эмили Эшер — эдакого херувима в спортивной майке «Диких кошек». К спинам девиц и парней были прицеплены белые пластиковые крылышки, под которыми вы могли прочесть боевой клич «хранителей "Джексона"»: «Мы наблюдаем за вами».

Эмили сидела в первом ряду вместе с миссис Эшер. Ее сломанная нога в гипсовой повязке покоилась на оранжевом стуле, заимствованном в буфете. При виде нас миссис Линкольн прищурила глаза, а миссис Эшер обняла Эмили за плечи, словно боялась, что мы с Леной побежим к ней и изобьем ее дочь дубинками, как беззащитного детеныша морского котика. Заметив нас, Эмили вытащила из крохотной сумочки мобильный телефон. Ее пальцы запорхали над кнопками, набирая сообщение. Похоже, этим вечером наш спортзал стал источником сплетен для четырех соседних областей.