Прекрасные господа из Буа-Доре

– Сейчас объясню, может быть, вы узнали это оружие, принадлежащее кому-нибудь, кому вы стыдитесь быть соотечественником и имя которого, однако, вы скажете мне, если я призову к вашей верности?

– Если вы делаете из этого серьезное дело, – ответил д’Альвимар, – хотя я, в свою очередь, не понимаю вас, я хочу еще раз хорошенько посмотреть.

Он снова взял нож, рассмотрел его с величайшим спокойствием и сказал:

– Он изготовлен в Испании, оружие очень распространенное у нас. Нет знатного лица или просто свободного звания, который не носил бы подобный в своем поясе или в рукаве. И девиз один из самых банальных и самых распространенных: «Я служу Богу», или «Я служу своему хозяину», или «Я служу чести»; вот что написано на большинстве нашего оружия, это рапиры, пистолеты или тесаки…

– Очень хорошо, но эти две буквы C. A., похожие на личный вензель?

– Вы могли бы найти их и на моем собственном оружии, так же как и этот девиз, это марка фабрики в Саламанке.

Буа-Доре чувствовал, как его подозрения рассеиваются при таком естественном объяснении.

Люсилио же, напротив, почувствовал, как растут его подозрения. Он находил д’Альвимара слишком старающимся предотвратить объяснения, которые могли бы от него потребовать о его собственном девизе и его собственных инициалах, которые считались неизвестными.

Он дотронулся до колена маркиза, притворившись, что он гладит Флориаля, и предупредил его не отступать от своего расследования.

Д’Альвимар, казалось, сам помогал ему в этом, спрашивая с видом оскорбленной гордости причину этого допроса.

– Вы могли бы также спросить меня, – ответил Буа-Доре, – по какой причине предмет, на который мне страшно смотреть, находится тут перед моими глазами все время. Знайте же, сударь, этим проклятым оружием был убит мой брат, и я его не прячу с единственной целью беспрестанно напоминать себе, что я должен найти его убийцу и покарать.

Лицо д’Альвимара выразило сильное волнение, но это могло быть волнение сочувственное и благородное.

– Вы правы, называя его скорбной реликвией, – сказал он, отодвигая нож. – Так это о вашем брате вы говорили вчера утром, когда справлялись у этих египтян, вы спрашивали их, когда и как он был убит?

– Да, я спрашивал то, что хорошо знал, желая проверить их знание дела, и действительно, дьявол, сидящий в девочке, мне ответил так верно, что я был этим поражен. Вы не заметили, мессир, что она сделала подсчет, который поместил событие в десятый день мая тысяча шестьсот десятого года?

– Я не следил за подсчетом. И именно в этот день ваш брат действительно был убит?

– В тот самый день. Я вижу, что вы очень изумлены?

– Изумлен? Я?.. Почему я должен быть изумлен? Я думаю, что прорицатели не раскрывают прошлого, помимо того, которое они знают. Но скажите мне, прошу вас, как произошло это печальное событие? И вы так и не узнали виновников?

– Вы правы, говоря о виновниках, потому что их было двое… двое, кого я очень хотел бы знать. Но вы мне в этом не поможете, как я вижу, потому что это обвинительное оружие не имеет никакой особой приметы.

– И при случившемся не было свидетелей?

– Простите меня, они были.

– И они не могли сообщить вам, кто это совершил?

– Они могли их описать, но не назвать. Если эта горестная история вас интересует, я могу рассказать вам ее со всеми подробностями.

– Конечно, я принимаю участие в ваших огорчениях и я вас слушаю.

– Хорошо, – сказал маркиз, отодвигая шахматную доску и придвигая свой стул к столу, – я расскажу вам все, что я узнал из расследования, которое мне было сообщено кюре из Урдоса.

– Урдоса? Откуда вы взяли Урдос? Я не припоминаю…

– Это место вы должны были проезжать, если вы путешествовали по дороге на По.

– Нет, я приехал во Францию по дороге на Тулузу.

– Тогда вы его не знаете. Я вам сейчас опишу. Знайте, что мой брат, будучи простым дворянином среднего достатка, но из почтенной семьи, благородной наружности, приятного нрава и галантный мужчина, встретил в одном из городов Испании, каком, не знаю, даму или девицу знатного происхождения и стал ее мужем, тайно обвенчавшись с ней вопреки воле ее семьи.

– Как ее звали?..

– Я не знаю этого. Все это было сердечным делом, в которое я не был посвящен и которого я не смог раскрыть впоследствии. Я только знаю, что он похитил свою подругу и что оба они, переодевшись в бедных людей, направлялись во Францию, куда они въехали по дороге из Урдоса. Дама была на последних днях беременности, они ехали в бедной, маленькой повозке, что-то вроде повозки разносчика, запряженной одной лошадью, купленной по дороге, которая ехала не очень быстро при их нетерпении.