– Даже не вздумай называть ее чертово имя, – недоверчиво хохотнув, перебила его я. – Насрать мне на нее и ее имя!
– Что…
– А что, если у нее красивое имя? – продолжила я. – Что, если однажды я выйду замуж за
Он улыбнулся, сдерживая смех.
– Даже сейчас, – тихо и с обожанием сказал он, – даже после того, как я подвел тебя, ты такая
Я сжала челюсти.
–
Он виновато поморщился.
– Понимаешь, у меня в четыре часа телефонная конференция с итальянцами, и я надеялся провести ее отсю…
На этот раз я перебила его пощечиной.
Коко поставила передо мной чашку чая и мягко погладила по волосам.
– Ну и черт с ним, – шепотом, чтобы не слышала Леле, сказала она.
Леле любила мотоциклы, женщин, регби и Мартина Скорсезе. Но мы давно знали, что она не любила, чтобы ее жена ругалась дома.
Я опустила голову на скрещенные руки.
– Почему мужики такие кретины, мам?
Они обе мои мамы, и откликались на «маму» одновременно. Поэтому это быстро стало неудобно – зовешь одну, а приходят обе, и еще в детстве, как только я начала говорить, Колин и Лесли разрешили называть их Коко и Леле, а не только мамой.
– Они кретины, потому что… – начала Коко и запнулась. – Ну, они все-таки не все поголовно идиоты, да?
Я предположила, что последнюю фразу она адресовала Леле, поскольку потом ее голос снова стал громче, и она продолжила:
– Женщины тоже могут быть больными на голову, если уж на то пошло.
Тут Леле пришла ей на помощь:
– Мы просто хотим сказать тебе, что да, Марк стопроцентный болван, хотя для нас это все-таки неожиданное открытие.
Тут мне стало грустно и за мам. Им нравился Марк. Нравилось, что по возрасту он был где-то посередине между ними и мной. Они получали удовольствие от того, что он умел выбирать изысканное вино, что он любил Боба Дилана и Сэма Кука. Когда он проводил время со мной, то часто делал вид, будто ему тоже двадцать с чем-то. А когда с ними, вмиг превращался в лучшего друга пятидесятилетних лесбиянок. Мне всегда было интересно, каким он был рядом с безликим незнакомцем.
– И согласна, и нет, – замечаю я, сев прямо и вытерев лицо. – Оглядываясь назад, я все думаю: а что, если Марк был так опустошен из-за Шеннон из-за того, что
Тут я почувствовала, как кровь отлила от лица:
– А может, он нашел самый быстрый и легкий способ порвать со мной?
Они уставились на меня, наблюдая, как во мне зарождается ужасающее открытие.
– Так ведь и было, да? – я смотрю то на одну, то на другую. – Он хотел закончить наши отношения, а я была слишком недогадливая, чтобы заметить это? И переспал с той бабой, чтобы оттолкнуть меня? – я резко прикрываю ладонью рот. – Выходит, Марк просто большой трус с большим болтом?
Коко тоже прикрыла рукой рот, но только чтобы не засмеяться.
Леле же решила всерьез рассмотреть этот вопрос:
– Ничего не могу сказать насчет болта, милая, но тут даже сомневаться не приходится, этот мужчина – трус.
Крепко взяв меня под локоть, Леле подняла меня и привела к дивану. Сев, она прижала меня к своему крепкому телу, а с другой стороны уже села Коко, с ее мягкими формами.
Сколько раз мы так сидели? Сколько раз, обнявшись, пытались разгадать непонятное мужское поведение? И всегда как-то справлялись. Правда, ответы не всегда находили. Но всегда потом чувствовали себя лучше.
На этот раз они не стали увлекаться построением гипотез.
Когда у вашей двадцатишестилетней дочери проблемы с мужчиной, а вы лесбийская пара, живущая в браке уже тридцать лет, а еще это ваша первая любовь, тут мало что можно сказать, кроме «Ну и фиг с ним».
– Ты слишком много работаешь, – пробормотала Леле, поцеловав меня в макушку.
– И ненавидишь свою работу, – добавила Коко, массируя мне пальцы.
– Знаете, почему я пришла в тот день домой в обеденный перерыв? Мне хотелось пропустить через шредер все свои таблицы, а на голову Тони вылить кофе. Вот и подумала, что мне помогут чашка кофе и пара хороших бисквитов. Надо же, какая ирония.
– Может, все бросишь и переедешь сюда? – предложила Коко.
– Мам, но я не хочу, – проигнорировав чувство, которое возникло в ответ на это предложение, ответила я. – И не могу.